Юрий Любимов - Рассказы старого трепача

А. ВАСИЛЬЕВ.Я предлагаю понять, что там, в этом зале, будут сидеть три часа человека четыре-пять гамсахурдиев, остальные все очень напуганные, зачумленные…

Ю.П.И ты хочешь встать и просвещать?

А. ВАСИЛЬЕВ.Нет-нет-нет. Я хочу, чтоб из этой комнаты та злоба, которая пойдет сегодня из зала, чтоб из этой комнаты такая же злоба не шла. Мы должны быть мудрее, спокойнее.

Ю.П.Ну скажите, дорогие, зачем я вас сюда позвал? Чтоб призывать к злобе, что ли? Давайте темперамент беречь для сцены.

А. ВАСИЛЬЕВ.Как сейчас из магазинов выгоняют: пришел армянин, скупил магазин и всех выгнал. Я говорю в принципе.

Ю.П.Не надо говорить в принципе ничего.

Б. ГЛАГОЛИН.В 92-м году не будет приватизации театра.

Ю.П.Ну, объявлено президентом, что в 92-м году никакой приватизации театров не будет. Ну так о чем же вы говорите? Значит, сами вы знаете и тут же начинаете говорить: придет армянин.

А. ГРАББЕ.А в 93-м?

А. ВАСИЛЬЕВ.Подожди. Никто не знает, что через два месяца будет.

Н. КОВАЛЕВА.Такой вот еще вопрос, который сильно беспокоит всех: по поводу привлечения иностранных актеров, что, мол, тут не останется русскоязычного населения.

Ю.П.Например, появился иностранный артист, который будет заниматься хореографией в «Электре».

В. ЗОЛОТУХИН.А почему этого нельзя делать? Это же делалось всю жизнь.

Н. КОВАЛЕВА.Но речь идет о том, что здесь никого вообще не останется.

Ю.П.А кто будет играть репертуар, который идет?

Никита ЛЮБИМОВ.Иностранные. (Кто-то смеется.)

Б. ГЛАГОЛИН.А как им платить, между прочим?

А. ВАСИЛЬЕВ.Они мечтают здесь все играть.

Ю.П.Этот несчастный иностранный артист жил у меня на квартире…

Б. ГЛАГОЛИН.И получил полностью за свой билет…

Н. КОВАЛЕВА.Ну понимаете, Юрий Петрович, там ведь люди, которые сегодня соберутся, многие просто напуганы, запутаны…

Ю.П.Ай бедные…

Н. КОВАЛЕВА.Ну придите к ним и скажите то, что говорите здесь — половина успокоится.

Ю.П.А чего мне туда идти, меня туда не звали. Милая, ну зачем мне приходить, когда без моего ведома там чего-то вывешивают…

Н. КОВАЛЕВА.Но они очень хотят вас видеть.

Ю.П.Если б они хотели бы, они не вывешивали бы. Не приглашали бы прессу. Там все прекрасно организовано — со знанием дела, посланы бумаги точные во все учреждения. Там работают большие специалисты. Так что это все прикидывание. Сейчас все все понимают и качают, как выражается советская лексика, права и кричат «мы не позволим», «мы не разрешим». Поэтому «придите к ним и скажите» — это опять абстракция. Кому я скажу — Габец?

Н. КОВАЛЕВА.Нет, другим.

Ю.П.А кто другие? Вот они пусть ко мне и придут. Они кабинет мой знают, в котором никогда не закрывается дверь, и всегда может прийти человек, и я ему спокойно скажу. Мы с трудом и сейчас спокойно разговариваем, и то все время выплески, а что там будет? Там же будет такой базар, такой крик, и я буду на старости лет это слушать — зачем? Я спокойно объясняю людям, которые со мной работают. Кто со мной будет работать, я тому и объясняю. А с рядом людей я не буду работать. Неужели я буду работать с теми, кто занимается такими вещами? Конечно нет. Я бы себя не уважал. Я могу из милосердия поговорить с любым и помочь, и дать деньги…

А. САБИНИН.Театр уже не первый раз переживает такие вот потрясения. Но вы же работаете с людьми, которые при, царство небесное, А. В. Эфросе были за то, чтоб быстрей снимать ваши спектакли, чтобы «делать быстрее новые», создавать репертуар, не хотели играть, но вы же с ними работаете, потому что вероятно вы считаете, что на профессиональном уровне у вас может быть с ними контакт.

Ю.П.Саша, не в этом дело. Во-первых, я стараюсь все-таки Библию читать и стараюсь в себе не культивировать такие чувства, как месть, злопамятство, сведение счетов. Меня этим не удивишь в моем возрасте, меня трудно этим удивить. Поэтому я и не занимался выяснением никогда: кто как себя вел при покойном Эфросе.

А. САБИНИН.И очень правильно делаете.

Ю.П.Ну вот, спасибо. И сейчас я этим не занимаюсь, и сейчас я никому мстить не собираюсь. Но просто я не хочу встречаться с людьми, которые мне крайне неприятны — зачем мне с ними работать, когда я могу с ними не работать. А советский коллектив считает — нет, я обязан работать, я обязан их обеспечивать, потому что мы-ы-ы, — и начинается вся эта бодяга. А я в этой бодяге не хочу участвовать — могу я себе позволить эту роскошь? Извини, могу. Я не хочу протягивать руку свою некоторым людям. И я и не протягивал ее. Даже при том режиме страшном я убирал руку, и мог тут же получить и наручники, убрав руку.

С. ФАРАДА.Кто не занят в репетиции, можно идти?

Ю.П.Да, спасибо, благодарю вас.

СОБРАНИЕ НА СТАРОЙ СЦЕНЕ ТЕАТРА (На сцене декорации к спектаклю «ЖИВОЙ».)

Д. БОРОВСКИЙ.Надо сделать так, чтобы был Любимов.

(ГОЛОСА: Всем пойти к нему в кабинет… Мы ходили к нему.) И вам кажется, что можно что-то принимать в его отсутствие? (ГОЛОСА: Да.) Одну минуточку. Давайте разберемся. То, что вы хотите жить, и то, что вы хотите быть защищены, я это прекрасно понимаю. Но вы немного забываете, что это театр — артисты и режиссер. Каждого артиста, и меня в том числе, приглашал в театр Любимов. Вы согласны с этим? (ГОЛОСА: Да. Безусловно.) Приглашая артиста и идя в театр, артист рассчитывает на свою творческую жизнь, судьбу и так далее. А главное — играть побольше, интереснее и т. д. Я сейчас не говорю о социальном. В любом театре может наступить момент, когда режиссер, беря три или четыре или десять лет назад актера молодого, перспективного, через десять лет может ему сказать, что так складывается, или ты не вырос, или ты мне уже не нравишься — актер не может [его] насильно заставлять. Так? Или я чего-то не понимаю. Я сейчас говорю о модели любого театра. (ГОЛОСА: Не надо нам говорить громкие слова. Он не захочет разговаривать с труппой.)

ГАБЕЦ.Вы сейчас этих людей, вне зависимости от их профессии, лишаете совсем другого права — не тех законов театра, по которым они живут и будут продолжать жить — вы их лишаете общественного права создать объединение, которое будет заботиться [о них] и решать их проблемы, вне зависимости от творческих интересов Юрия Петровича.

ФИЛАТОВ(про БОРОВСКОГО). Вот он пошел к Юрию Петровичу… И самое поразительное для меня, что никто из людей, защищающих Юрия Петровича, не присутствует. Ну кто-нибудь из ребят, которые такие счастливчики и намерены подписать этот договор — сколько он будет длиться, что он из себя представляет. Я боюсь, что ничего, кроме стыда, он им не принесет, потому что это 15–20 каинов просто еще раз — у них уже печать во лбу у многих. А здесь, в этой ситуации, в безумной стране, запуганной, голодной, еще и это вы берете на себя… (ГОЛОСА: Это безбожно.) Да уж не будем тут говорить о Боге, но просто хоть нормально, чтоб жена с тобой ложилась периодически, хоть об этом подумай, если она нормальный человек, она уже с тобой не ляжет после этого. Я думаю так, потому что никто не думает о таких простых вещах.