Татьяна Москвина - Культурный разговор

В антрепризе я играю в пьесе «Любовь не картошка», мне очень нравится, про нашу жизнь любимую, деревенскую.

Задумок много, я же на ярмарку еду, у меня всегда есть мечты. Театр в лучшем, высшем смысле у меня был – в Молодежном театре, в БДТ, я знаю, что такое застольный период, я знаю, что такое работа с режиссером, который из тебя делает такое, что ты и сам себе не представлял. Что такое работа художника, балетмейстера – мы все были в форме, и распевались, и танцевали. Я знаю такой театр, вся молодость моя прошла в нем. И я за тот театр, за ответственность перед зрителем, перед партнерами.

Я хочу, чтоб в театре все было неспешно, подробно. Чтоб был застольный период. Чтобы друг с другом глаза в глаза общались. На сцене чтобы смотреть, договариваться. Чтобы не на бегу.

А сейчас дети-то вырастают, а родители их не видят, потому что родители бегают на работу, а дети сидят у компьютеров. И у них, у детей, тоже времени нет, я-то думала, это с возрастом только времени не хватает. Сын мне говорит: «Мама, я ничего не успеваю, мама, я когда-нибудь высплюсь?» Думаю, ну что же это такое. Человек университет закончил, магистратуру, сейчас вот работает адвокатом. Я его вижу-то редко, я по гастролям, он работает. А время ведь безжалостно, так тикает, что ужас просто.

И останавливаться не хочется, хочется ехать да всё в гору, в гору. А насколько хватит сил у тех коней, которые меня везут?

– Нина Николаевна, публика вас обожает, любит такой, какая вы есть. Мы можем быть уверены, что вы не будете худеть, по голливудским стандартам себя подтягивать? Мы не хотим, чтобы вы потеряли себя. Вы знаете, что такая есть проблема у актрис.

– Есть такая проблема у актрис. Но я-то никогда не была с тонким станом. Косы были, «люблю твои косы и тонкий стан», а стана никогда не было. Мне не похудеть. И не собираюсь. Просто для здоровья то плаваю, то бегаю.

Я бабок-то начала рано играть. В Молодежном театре вообще в 27 лет играла старуху. Сейчас снимаюсь в комедийном сериале «Земский доктор», партнерши мои – Таня Васильева, Ира Купченко, Света Немоляева. Я сначала думала – ну зачем это? И зачем я там? А сейчас я вклинилась, одесситку играю, тетю Тому, и мне так нравится! Я к чему говорю – я там, в сериале, замуж вышла, то есть моя героиня замуж вышла. Это дает такую надежду! Сериалы же многие смотрят. Питер и Москва – это одно, а шагни за границу этих городов – там живут как в семидесятых. И одна радость – телевизор: смотрят сериалы, все смотрят.

В конце нового сезона этого «Земского доктора» моя героиня говорит: «Надо здоровьем заниматься, жить и радоваться жизни». Я от себя брякнула, а режиссер сказал – оставить.

Надо, чтобы тетки моего возраста понимали, что не всё в прошлом!

«Режиссер – автор спектакля». Это считается аксиомой. Кто и когда произнес это впервые, история умалчивает, но догадаться можно: вероятней всего, это было сказано хором во второй половине XX века, когда шли попытки теоретически обобщить опыт великих театральных режиссеров XX века. Постулат выводился из живой истории, вот же, перед вами десяток Мастеров высшего класса, кого же можно назвать полновластным автором спектакля, как не их.

Однако не на скрижалях Моисеевых записано «режиссер – автор спектакля», и не в статье Конституции. Да, кроме того, есть страны, где нередко переписывали конституцию под склад ума действующего президента – в данном случае мы имеем что-то вроде того: гипотетическую «теорию театра» (которую так и не удалось создать даже приблизительно, в виде эскиза) подогнали под живой опыт театра XX века. Великие театральные режиссеры в некотором небольшом количестве – примерно как великие диктаторы – появились именно в этом веке. Ни до, как говорится, ни после. Поэтому в своем правильном виде постулат гласил бы: «некоторые режиссеры XX века были авторами спектаклей». Из этого ровным счетом ничего бы не вытекало, никаких трагикомических последствий, но в реальности именно они, вытекая, и восторжествовали.

Потому что ничто не мешает теперь, когда на скрижалях Театроведовых высечено: «режиссер – автор спектакля», какому-нибудь неодаренному гражданину, не пораженному в правах, с дипломом о профильном образовании (а даже и без него: случалось!) наломать на сцене семь куч «авангардных» дров, издеваясь над автором пьесы или романа, пренебрегая природой актера – и всё по закону неведомой конституции. А также «по прецеденту» – Мейерхольд делал то и это, и я делаю то и это, потому что Мейерхольд был режиссер, и я тоже режиссер.

И вот я в свою очередь делаю покерное лицо и объявляю, что аксиома «режиссер – автор спектакля» давно мертва, а потому не работает. Живая жизнь театра такова, что в ней свободно уживаются самые разные виды и сорта всяческой режиссуры. Как самолеты не отменили поезда и прогулки пешком, так и в театре сосуществуют и условно архаические, и условно новаторские типы режиссерского поведения. И самые разные способы взаимоотношений с автором и актерами.

Я возьму для рассмотрения не экстремальные случаи таких взаимоотношений, а достаточно рядовые. Никаких скандалов и происшествий: будни театра. Вот в этом сезоне на двух сценах появился «Трамвай “Желание”», по пьесе Тенесси Уильямса: в МХТ имени Чехова (режиссер Роман Феодори) и в «Русской антрепризе имени А.Миронова» (режиссер Влад Фурман). Почему? Потому, что в пьесе Уильямса великолепно написана главная женская роль, а это острый дефицит; в театре же всегда есть актрисы, мечтающие о роли Бланш Дюбуа, и у некоторых есть особые возможности уговорить руководство на постановку. Марина Зудина, жена художественного руководителя МХТ О.П.Табакова, и Нелли Попова, жена режиссера Влада Фурмана, – такими возможностями обладают. Само по себе это дело совершенно традиционное, тут важно – кто жена, каков размер и характер ее дарования и играет ли она роли, соответствующие этому размеру и характеру. Есть же в истории театра феномен «двух Алис» (Коонен была женой Таирова, Фрейндлих – Владимирова), и, кажется, ни у кого не было возражений против того, что эти актрисы играли центральные роли в спектаклях своих мужей-режиссеров. «Одно и то же не одно и то же», как шутил мой учитель Евгений Калмановский. Во всяком случае, отметим, что перед нами обычное течение дел в театре – актрисе нужна большая выигрышная роль, она ее получает. Работает ли в таком случае постулат «режиссер – автор спектакля»? Гм… Скорее здесь режиссер выступает в качестве интерпретатора пьесы и организатора зрелища. Но как велика может быть разница между интерпретациями (и женами)!

Возьмем один момент для сопоставления. Героиня Уильямса, Бланш Дюбуа, гордая аристократка, бывшая владелица поместья «Мечта», работающая учительницей английского языка, приезжает к своей замужней сестре в трущобы Нового Орлеана на пороге полного жизненного краха, в состоянии острого нервного истощения. Чтобы успокоить больные нервы, подолгу «отмокает в горячей ванне». Ванная комната, по ремарке драматурга, находится тут же, на первом этаже, рядом с двумя комнатками, где живет Стелла и ее муж Стенли. Подолгу занимая ванную, Бланш раздражает Стенли, провоцируя хамские реплики.