Татьяна Москвина - Культурный разговор

– Я думаю, умирают не оттого, что они пьют или не пьют, а просто закончился жизненный путь. Всё, что хотели они сказать и сделать, – сделали. Праздник продолжать вечно нельзя. А жизнь артиста – это в каком-то смысле праздник. Либо его, либо окружающих, либо праздник творчества, либо… И вот праздник закончился. Как он прошел – может быть, весело, с погремушками, детьми и воздушными шарами, а может быть, в свадебной пьяной драке. Никто не знает, как этот праздник пройдет. Но вот так прожил свой праздник данный артист. И в этой драке, или в этом прекрасном празднике он был великолепен. И именно поэтому вы его заметили.

Есть же много философских течений и размышлений о том, что тигр прекрасен в тот момент, когда он убивает, потому что он это от чистого сердца. Растить Бога в себе – это тоже прекрасно. Я говорю, можно и в драке финский нож получить, и это будет прекрасно в пути артиста. А что делать – говорить «тормозите, ребята!»? Нет, не получится! Конечно, хотелось бы придержать коней, но уж куда понесут. У нас так: над пропастью, по самому по краю.

Надо прислушиваться к себе, но уж как понесет – так понесет. Нужно с этим бороться, искать в себе душевные силы, и Бога искать в себе, и усмирять себя пытаться, но уж когда несет… Уууу… Не остановиться.

Вы называете имена и фамилии тех людей, с которыми я дружил, и, конечно, их безумно жалко. Но что делать? Может быть, вовремя они ушли. Понимаете, с ринга лучше всегда уйти непобежденным. А они ушли непобежденные. Хорошо это или плохо? Это беда для родных и близких, для друзей, а для творческого человека – великое счастье.

– Вы не рассматриваете для себя вариант заняться режиссурой?

– Это возможно, но так хочется поиграть еще, как артисту пожить! Смотришь – вроде бы была похожая роль, потом еще почитаешь – видишь, что еще что-то находишь в себе, в этом сундучке покопавшись. Вот когда уже по дну буду шкрябать, нечем будет удивить ни себя, ни других, тогда пойду посмотрю, во что других нарядить можно.

– Кто из русских классиков вас привлекает?

– Все равно Чехов! Самый близкий, самый родной, самый бархатный, по эмоциям, по размышлениям, по подходам, по плавности движения к сердцевине конфликта или к какому-то внутреннему переживанию, все-таки самый-самый интересный.

– А что бы вы хотели у Чехова сыграть?

– «Дядя Ваня» – самая замечательная история.

– Вы имеете в виду Ваню или Астрова?

– Ваню.

– Да ладно!

– Конечно, а почему бы нет?

– Артисты, артисты! Фернандель Лира хотел сыграть.

– Зачем не дали? Надо было дать. Но есть еще и Лопахин, все-таки в конце концов можно же и с этой историей пожить, и он совсем другой получится. Мягкий, страшный либо деловой, я не знаю, там несть числа вариантов, на которые можно обратить внимание.

– А я бы на вас в Лескове с удовольствием посмотрела. В «Соборянах» каких-нибудь.

– Я готов ко всему.

Вот такой у нас артист – петербуржец в душе, адвокат своих героев. А вместе с тем он считает, что к себе нужно относиться несерьезно, это к героям надо относиться серьезно. Не закрывает для себя возможности режиссуры. А любимый автор у него все-таки Чехов. Притом что за спиной много-много разнообразных военных и спортсменов. Оправдал Стэнли Ковальского совершенно, этого кошмарного насильника и мерзавца, и очень убедительно у него вышло. С удовольствием сам выходит на сцену, и зритель его любит. Пусть Михаил Пореченков в этом не сомневается. И перестанет читать о себе всякую ерунду, тайком набирая свою фамилию в поисковике…

Мне приходилось слышать и читать, что Меньшиков всю жизнь варьирует один и тот же образ – Костика из бессмертной комедии «Покровские ворота» Козакова, и всякий раз я удивлялась глупости этого утверждения. Что же общего у прелестного, идеально-водевильного Костика с мрачным преступным студентом из фильма Александра Хвана «Дюба-дюба» или демоном-истребителем из «Утомленных солнцем», или психованным наивным юнкером из «Сибирского цирюльника»? Где следы Костика в страдальческой жизни Юрия Живаго («Доктор Живаго» Прошкина)? Действительно, Меньшиков не использует резких характерных красок, всегда идет «от себя» – но от себя он явно уходит далеко-далеко.

Он иной раз так далеко уходит, что достигает каких-то «других берегов», где звучит другая, не обыкновенно-земная музыка. Тогда его зритель впадает в состояние полной зачарованности и даже не понимает, где он и что с ним происходит. Такое бывает не в каждом фильме или спектакле – чудо не является по заказу, – однако у тех, кто видел чудеса, уже не отнимешь их зрительского счастья.

Сейчас по телевизору часто мелькают фильмы, в которых снимался молодой Меньшиков, – от времени эти картины набирают цену. Скажем, русский офицер из картины «Моонзунд» по Пикулю – блестящая работа актера, нисколько не уступающая прославленным. Меньшиков может воплощать высший тип русского человека (с умом, совестью, воспитанием) и тогда, когда он на высоте бытия, и когда падает в пропасть предательства.

Актер умеет транслировать внутренний мир человека, рассказывать о его сложности и богатстве – наверное, поэтому он редкий гость в современных картинах: внутренняя жизнь героев нынешнего кино, как правило, убога. Пришел, убил, съел, украл, трахнул – для чего тут нужен Олег Меньшиков с его фантастической музыкальностью, психологическими нюансами и тонкими чарами, спрашивается? Для чего тут богатейший голос с тысячами интонаций (срочно записать в исполнении Меньшикова всю классику!), «очи черные» с мировой скорбью в них и повадка аристократа из неведомой страны?

Своей отстраненностью и нелюбовью к тусовкам Меньшиков многих раздражает – дескать, такой же как все, а делает вид, что на рубль дороже.

Он не делает вид. Он действительно на рубль дороже. И я с грустью и сочувствием наблюдаю многолетнюю борьбу Олега Меньшикова за сохранение достоинства русского актера. Он не лезет в пену дней, а ищет свою самостоятельную тропинку – и он ли виноват, что на этом пути в наше время стоит знак «сужение дороги»?

Он без труда мог бы стать звездой любой труппы и влегкую «делать кассу». Но, уйдя в девяностых годах из рутины репертуарного театра, Меньшиков организовал собственное театральное товарищество. Сначала в рамках товарищества возник многофигурный спектакль «Горе от ума», где Меньшиков великолепно играл Чацкого, когда было вдохновение. Но потом число участников постановок этого товарищества неумолимо сокращалось, и два года назад Меньшиков вообще сыграл в моноспектакле «1900» Барикко. И в сценическом одиночестве Меньшикова, рассказывающего историю человека, выпавшего из времени и жизни, есть нечто глубоко печальное, но и победоносное. Судьба героя спектакля сложилась грустно и нелепо, но заветный, «внутренний человек» сохранился, избежал распада и деградации.