Джон Гришэм - Завещание

— Что-нибудь еще? — спросила она.

— О да. Я пытался покончить с собой дважды — то есть два случая я точно помню. Один раз в августе, что и привело меня в клинику. А еще — несколько дней назад, в Корумбе.

Кажется, это была рождественская ночь.

— В Корумбе?

— Да, в гостиничном номере. Упился чуть не до смерти дешевой водкой.

— Бедный вы человек.

— Согласен, я болен. Это настоящая болезнь. Я неоднократно сознавался в этом своим врачам.

— А признавались ли вы в этом когда-нибудь Богу?

— Уверен, что Он и так знает.

— Несомненно, знает. Но не может помочь, пока вы не попросите. Он всемогущ, но вы должны сами прийти к Нему, через молитву, через покаяние.

— И что будет?

— Ваши грехи будут отпущены. Душа очистится. Дурные пристрастия покинут вас. Господь простит вам все ваши отступничества, и вы заново поверуете в Него.

— А как насчет Налоговой инспекции?

— Вы обретете силы, чтобы с этим справиться. Через молитву можно преодолеть все несчастья.

Нейта и прежде пытались увещевать. Он столько раз отдавался на волю Высших Сил, что был почти готов проповедовать сам. Его наставляли священники и врачи, гуру и жрецы. Однажды, во время трехлетнего периода трезвости, он работал советником в Обществе анонимных алкоголиков. А потом сорвался.

Почему бы и Рейчел не попытаться спасти его? Разве обращать падших — не ее призвание?

— Я не умею молиться, — признался он.

Она взяла его руку и крепко сжала.

— Закройте глаза, Нейт. Повторяйте за мной: Господи милосердный, прости мне грехи мои и помоги простить тех, кто согрешил против меня.

Нейт бормотал слова и сжимал ее руку еще крепче, чем она его. Это лишь отдаленно напоминало молитву.

— Дай мне силы преодолеть искушение, дурные пристрастия и пережить суд, который мне предстоит.

Нейт продолжал мямлить, повторяя ее слова, но ритуал был мало похож на исповедь. Рейчел было легко молиться, ведь она постоянно это делала. Для него же это была какая-то странная декламация.

— Аминь, — сказала она.

Оба открыли глаза, но не отняли рук, продолжая слушать журчание воды, струящейся по камням. У Нейта было странное ощущение, будто его бремя стало легче; и в голове прояснилось, и на душе было не так тревожно.

Реальный мир все еще пугал его. Легко быть смелым в дебрях Пантанала, где мало искушений, но он прекрасно знал, что ждет его дома.

— Ваши грехи отпущены, Нейт, — сказала Рейчел.

— Которые из них? Их так много.

— Все.

— Это слишком легко. Там, дома, чересчур много соблазнов.

— Мы помолимся вечером еще раз.

— Мне нужно замаливать грехи гораздо усерднее, чем другим.

— Доверьтесь мне, Нейт. И доверьтесь Богу. Он видел людей и похуже.

— Вам я верю. А вот Бог меня беспокоит.

Она еще сильнее сжала его руку, и они долго стояли молча, наблюдая за бурлящей водой. Наконец Рейчел сказала:

— Нужно идти.

Но они не пошевелились.

— Я думал об этих похоронах, о маленькой девочке, — сказал Нейт.

— Что вас смущает?

— Мы увидим ее тело?

— Наверное. Едва ли удастся избежать этого.

— Тогда я лучше не пойду. Мы с Жеви вернемся в деревню и подождем вас там.

— Вы уверены, Нейт? Там у нас было бы много времени, чтобы поговорить.

— Я не хочу видеть мертвого ребенка.

— Понимаю.

Нейт помог Рейчел подняться, хотя она, разумеется, не нуждалась в помощи, и они продолжали держаться за руки, пока она не дотянулась до своей обуви. Как обычно, из ниоткуда материализовался Лако, и они с Рейчел вскоре скрылись в темном лесу.

Нейт нашел Жеви — тот спал под деревом. Они отправились по тропе, внимательно глядя себе под ноги, чтобы не наступить на змею, и вскоре вернулись в деревню.

Дождь оказался не слишком хорошим предсказателем погоды. Ураган так и не начался.

Дождь, правда, припускал дважды в этот день, пока Нейт и Жеви, борясь со скукой, подремывали в одолженных гамаках, но оба раза был кратковременным, и после него появлялось солнце, чтобы пропечь орошенную землю и сделать воздух невыносимо влажным от испарений. Даже в тени мужчины изнемогали от жары.

Как только в деревне возникало какое-то движение, они принимались наблюдать за индейцами, но и работа, и игры из-за жары затухали, едва начавшись. Когда солнце нещадно палило, ипики забирались в свои домики или укрывались в тени деревьев позади них. Когда начинался дождь, детишки выбегали поиграть на площадке. Если солнце заволакивали тучи, женщины делали вылазки к реке или принимались за повседневные дела.

Рейчел вернулась в середине дня. Они с Лако проследовали прямо к вождю и подробно рассказали о событиях в соседней деревне. Потом Рейчел подошла к Нейту и Жеви. Она очень устала и хотела немного поспать, прежде чем перейти к делу.

Придется убить еще час, подумал Нейт. Он наблюдал, как она идет к дому: гибкая и крепкая, эта женщина, вероятно, могла бы участвовать в марафоне.

— Куда это вы смотрите? — с улыбкой поинтересовался Жеви.

— Никуда.

— Сколько ей лет?

— Сорок два.

— А вам?

— Сорок восемь.

— Она была замужем?

— Нет.

— А как вы думаете, у нее вообще был мужчина?

— Почему бы тебе не спросить у нее?

— А вам?

— Мне это безразлично.

Они снова задремали, поскольку делать было нечего.

Часа через два начнутся соревнования, потом ужин, после чего стемнеет. Нейту снилась «Санта-Лаура» — жалкое суденышко с каждым мигом представлялось ему все более прекрасным. Во сне оно быстро превращалось в дорогую элегантную яхту.

Когда мужчины-индейцы начали собираться, чтобы привести в порядок волосы и подготовиться к своим играм, Нейт и Жеви хотели было удалиться, но один из самых крупных ипиков что-то прокричал им, сверкая белоснежными зубами, — похоже, приглашал их поучаствовать в состязаниях.

Нейта спасла Рейчел.

Они отправились на то же место у ручейка под деревьями и снова уселись рядом, касаясь друг друга коленями.

— Вы мудро поступили, что не пошли со мной, — сказала она устало. Видимо, сон не освежил ее.

— Почему?

— В каждой деревне есть свой знахарь, индейцы зовут его шальюн. Он готовит снадобья из трав и корней, а также вызывает духов для решения всевозможных проблем.

— А, шаман.

— Что-то в этом роде. Скорее, колдун. В сознании индейцев существует множество духов, а шальюн как бы «регулирует их движение». В любом случае шальюны — мои противники, ведь я представляю угрозу для их религии. Они всегда настроены враждебно, преследуют тех, кто принял христианство, донимают новообращенных. Они хотели бы, чтобы я убралась отсюда, и постоянно уговаривают вождей выгнать меня. В последней по течению реки деревне у меня была маленькая школа, где я обучала индейцев грамоте. Я занималась с верующими, но дверь была открыта для всех. Год назад здесь разразилась эпидемия малярии, три человека умерли, и тамошний шальюн убедил вождя, что это было наказанием за мою школу. Теперь она закрыта.