Наль Подольский - Расчленяй и властвуй

Встречу с ученым секретарем Александр Петрович обставил вполне мемориально, то есть настолько печально и торжественно, что просить Карину и адвоката предъявить какие-либо документы, помимо вышеупомянутого письма, было просто бестактно. После вступительного обмена мнениями все трое проследовали в отдел кадров, где были встречены худощавой дамой неопределенного возраста отнюдь не дружелюбно. Поджав свои и без того узенькие губы, она с римской прямотой заявила, что «Мемориал», по ее мнению — сборище недосидевших свои законные сроки преступников, но, под давлением административного тона ученого секретаря, допустила пришельцев в помещение архива. Впрочем, как только ученый муж, сославшись на занятость, удалился, посетителям было объявлено, что архив для них будет открыт еще ровно полчаса, после чего состоится заранее запланированное травление бумажного жучка. Положение спасла коробка шоколадных конфет, побудившая сварливую особу к длительному чаепитию.

У них хватило времени ровно на то, чтобы бегло просмотреть дела всех сотрудников и аспирантов Дегтярева, а также переписать их имена и адреса. Ничего примечательного в этих пыльных папках не обнаружилось, исключая одну, содержащую дело аспиранта Бадмаева. Судя по клочкам бумаги, застрявшим в сшивателе, часть документов была из подшивки выдрана, причем грубо и наспех. Оставшиеся бумажки относились в основном к зачислению Бадмаева в аспирантуру. Но имелось и два весьма любопытных документа.

Во-первых, справка, датированная ноябрем 1963 года и подписанная начальником паспортного стола города Улан-Удэ. Текст, отпечатанный на папиросной бумаге, гласил: «В ответ на ваш запрос исходящий номер И-798 сообщаем, что Бадмаев Василий Семенович 1934 г. рождения, проживавший в г. Улан-Удэ до 1953 г., прямым родственником бывшего царского лекаря не является». Печатный текст дополняла карандашная приписка, сделанная круглым бисерным почерком: «хотя, по бурятским понятиям, все Бадмаевы являются сородичами, т. е. в какой-то степени родственниками».

Второй документ представлял собой выписку из приказа об отчислении из аспирантуры в связи с невыполнением плана учебной и научной работы Бадмаева В. С. на основании представления научного руководителя Дегтярева В. И.

Покидая неуютное помещение архива, адвокат в самых изысканных выражениях пожелал его владелице успехов в войне с жучком, а Карина — здоровья и хорошего аппетита.

Не заходя домой, они дозвонились до связного полковника Багрова и передали ему список из тридцати шести фамилий для выяснения, кто из этих людей жив и доступен для общения.

— Нам не совсем удобно звонить вам по телефону, — заметила Карина. — Скажите, как вас зовут.

— Можете звать меня Николаем Сидоровым, — деловито ответил молодой человек, пересаживаясь из автомобиля адвоката в свою служебную машину.

— Богатая у него фантазия, — фыркнула Карина.

— В их профессии фантазия противопоказана, — строго заметил Александр Петрович.

— Как думаешь, люди Багрова на таком количестве фамилий не забуксуют?

— Надеюсь, нет… Иначе было бы непонятно, почему он до сих пор жив. Впрочем, как знать.

Служба полковника Багрова не забуксовала, и на следующий день Самойловы получили полный, но, увы, не слишком утешительный отчет о судьбе всех тридцати шести интересовавших их персон.

Из двадцати восьми тогдашних сотрудников лаборатории Дегтярева за прошедшие тридцать лет двадцать два умерли естественной смертью, один утонул в ванне, трое эмигрировали в Израиль, один выписался из Москвы и исчез в неизвестном направлении, и только один находился в Москве, но в психиатрической больнице по причине старческого маразма.

Что касалось аспирантов, то трое из них умерли от разных болезней, двое выехали в Штаты и Новую Зеландию, и двое до сих пор имели московскую прописку. Восьмому аспиранту, Бадмаеву, была посвящена справка на отдельном листке. Он был арестован за «активное участие в деятельности незаконных сектантских организаций» двадцатого января 1964 года, а ровно через неделю, двадцать седьмого, вместе со следователем Антоновым, который вел его дело, погиб в автомобильной катастрофе при переезде из одного места содержания в другое.

— До чего грубая работа, — возмутилась Карина, — ведь все шито белыми нитками. Смотри, между отчислением из аспирантуры и арестом прошло всего четыре дня: значит, кто-то очень торопил события.

— Да, — подтвердил адвокат, — и способ уничтожения необычный. Как правило, в подобных ситуациях подсаживали к уголовникам, психованным каким-нибудь, и все случалось само собой. Видно, действительно сильно спешили… Если помнишь, Хуарес, и вероятно Дегтярев вместе с ним, вылетел в Штаты двадцать девятого января. Я полагаю, смысл всего этого, — он положил ладонь на лист бумаги, — в том, что Бадмаев должен был исчезнуть до начала операции «Франкенштейн».

— А следователь… Антонов, его-то зачем?

— Мало ли что мог ему рассказать подследственный… В серьезных делах не рискуют. Подумаешь, следователь…

— Надо же, как не повезло человеку, — покачала головой Карина.

— Да, если бы додумался простудиться и взять бюллетень, остался бы жив. Впрочем, сломать себе шею можно на любом деле.

— Но как же все-таки ему сшили дело? Времена, вроде бы, уже были не те… Какое сектантство? Здесь написано: секта тантристов. Это что, связано с Тантра-йогой?

— Да, это была очередная дурацкая история. Ка-ге-бе тогда ополчился на восточные религии. Они, как всегда, не выучили уроков заранее и не понимали разницы между индуистами и буддистами, между буддистами и буддологами, между молитвенным собранием и научным семинаром. От шестидесятилетней дамы, профессора университета, к тому же инвалида, они требовали признания об участии в оргиях. В общем, сплошной скандал.

— Надо бы выяснить, как в это дело попал Бадмаев.

— Фамилия настолько известная, что достаточно было только ее, если он кому-то мешал. Но ты права: выяснить все равно надо.

— Надо… конечно, надо, — помрачнела Карина, — и на все это нам осталось три дня.

Практически все надежды что-нибудь выяснить сводились теперь к двум людям приблизительно шестидесятилетнего возраста: один, по фамилии Скаржицкий, был прописан в центре, на Сретенке, второй, Велесов, жил на южной окраине, в Чертанове.

Начали с центра. Дверь открыл улыбающийся японец в кимоно. Вежливо пошипев, он вручил адвокату визитную карточку, из которой явствовало, что перед ними господин Тацукава, представляющий сразу три торговые фирмы. На вопрос о хозяине квартиры он радостно объявил, что «господина Скарацука сдала ему квартиру на два года, а сама уехала». Карина, перейдя на английский, спросила, известно ли ему, куда именно уехал господин Скаржицкий.