Дик Френсис - Напролом

Наверху тоже все было не так, как в "Глашатае". Стены, выкрашенные в оранжевый цвет с красными пятнами, ярко-зеленые пластиковые столы, агрессивно-оранжевый палас с красными зигзагами. Неудивительно, что у них слово "ярость" на каждой странице.

В кабинет Сэма Леггата вела дверь матового стекла, на которой было крупными белыми курсивными буквами написано: "Редактор". Пониже такими же буквами помельче предлагалось позвонить и подождать.

Я нажал кнопку звонка и стал ждать. Вскоре дверь зажужжала и отворилась на несколько дюймов. Может, Сэм Леггат и не носил бронежилета, но, тем не менее, меры предосторожности, предпринятые им против нежеланных посетителей, были впечатляющими. Я отворил дверь, и передо мной предстал еще один образчик дурного вкуса: черный пластиковый стол, красные обои с геометрическим узором, зеленый ковер в крапинку. Если бы мне пришлось работать в такой обстановке, я бы, наверно, взбесился.

В кабинете было двое мужчин без пиджаков, которых эта "радуга", видимо, не смущала. Один – коренастый коротышка с волосами песочного цвета, другой – повыше, сутулый, очкастый, начинающий лысеть. Обоим было под пятьдесят. В углу сидел третий человек, помоложе, в пиджаке. Он больше молчал и слушал.

– Мистер Леггат? – осведомился я.

– Я Леггат, – отозвался коротышка с песочными волосами. – У вас пять минут. – Он кивнул в сторону того, что был повыше.

– Это Таг Танни, ответственный за "Частную жизнь". А это мистер Ивенс, наш юрист. Так кто вы такой и что вам надо?

Таг Танни щелкнул пальцами.

– Я знаю, кто он такой, – сказал он. Он порылся в памяти и нашел мое имя. – Филдинг. Жокей-чемпион.

Я кивнул, и, как мне показалось, все трое расслабились. Правда, в облике Леггата по-прежнему был заметен задиристый вызов, но, по-видимому, не более, чем того требовали его положение и текущие обстоятельства. По крайней мере, он не пытался давить на меня.

– Что вам надо? – повторил Леггат, но уже без того напряжения, которое звучало в его голосе, когда я вошел. Мне пришло в голову, что они, с их страстью ко всяческим шпионским штучкам, наверняка записывают наш разговор и что где-то в комнате наверняка спрятан микрофон.

Поэтому я решил держаться начеку и сдержанно ответил:

– Я пришел, чтобы договориться о возвращении имущества двух ваших журналистов, Оуэна Уаттса и Джея Эрскина.

– Ну так верните его! – отрывисто бросил Леггат.

– С удовольствием, – сказал я, – если вы объясните мне, почему они в час ночи лезли по приставной лестнице на крышу дома Бобби Аллардека.

– А вам какое дело?

– Понимаете ли, мы застали их с устройством для прослушивания телефонных разговоров. На лестнице, с инструментами, в том месте, где к дому Аллардека подходит телефонный провод. Что они там делали?

Наступило молчание. Потом Танни снова щелкнул пальцами.

– Он шурин Бобби Аллардека. Брат миссис Аллардек.

– Совершенно верно, – сказал я. – Сегодня ночью я ночевал у них, когда ваши люди вломились в дом.

– Они никуда не вламывались, – сказал Леггат. – Наоборот, насколько я понимаю, их жестоко избили. Вообще-то этого Аллардека следовало бы привлечь к суду...

– Мы их приняли за воров. А что бы вы подумали, если бы в глухую ночь застали у своего дома людей, которые лезут на крышу по приставной лестнице?

Мы обнаружили, что они охотились не за столовым серебром, только когда они уже убежали.

– Обнаружили? Как это вы "обнаружили"?

– Они оставили свои пиджаки, в которых были кредитные карточки и прочее добро с их именами и так далее.

– И вы предлагаете вернуть все это.

– Естественно. Но мне хотелось бы получить разумное объяснение того, почему они вообще туда явились. Подслушивание телефонных разговоров – дело незаконное, а мы застали их, когда они снимали "жучок", простоявший там как минимум недели две, если верить телефонисту, который побывал у нас сегодня утром и снял его.

Они ничего не сказали, только выжидали.

– Ваша газета, – продолжал я, – развязала неоправданную и приносящую большой ущерб кампанию против Бобби Аллардека, используя информацию, добытую незаконными методами. Объясните почему.

Они ничего не сказали.

– Мистер Леггат, вам было отправлено заказное письмо, содержащее доказательства того, что всем кредиторам Бобби Аллардека уплачено и он не находится на грани разорения. Почему вы не попытались исправить ущерб, который причинили ему и моей сестре? Почему вы не напечатали на видном месте под рубрикой "Частная жизнь" извинения за не правильное освещение положения дел?

Почему вы не обвели эту статью красным карандашом и не поручили своим репортерам-полуночникам привезти в Ньюмаркет эти газеты прямо с печатного станка и подбросить по номеру всем людям, кто получил эти газеты раньше, пока город еще спит? И почему вы не разослали по номеру со статьей, обведенной красным, каждому владельцу Бобби, как в предыдущие разы? Ведь это было бы так замечательно, вы не находите?

Но им, похоже, это не казалось замечательным ни в малейшей степени.

– К сожалению, – вкрадчиво заметил я, – обязанностью каждого законопослушного гражданина является сообщать о чьих-либо незаконных действиях соответствующим властям.

Сэм Леггат, не проявляя никаких эмоций, повернул голову к безмолвному мистеру Ивенсу. Мистер Ивенс подумал и коротко кивнул.

– Сделайте это! – приказал Сэм Леггат Танни.

Танни был поражен.

– Нет!

– Напечатайте извинение и разошлите газеты.

– Но...

– Вы что, не видите, что вам приставили нож к горлу?

Он снова обернулся ко мне.

– А взамен?

– Кредитные карточки Уаттса и пропуск Эрскина.

– А у вас останутся?..

– Пиджаки, чековая книжка, фотографии, письма, записные книжки, дневник и "жучок".

Он кивнул.

– А за это?

– Ну, – медленно произнес я, – полагаю, вам стоит спросить у ваших адвокатов, сколько вам придется выплатить Бобби, если дело о подслушивании дойдет до суда. Если вы выплатите ему эти деньги добровольно, мы не станем подавать в суд и избавим вас от позорной огласки, оплаты судебных расходов и прочих неприятностей.

– Я не имею права принимать такие решения.

– Но вы можете этого добиться.

Он не сказал ни "да", ни "нет", просто смотрел на меня.

– И еще, – сказал я, – я хочу знать, почему вы начали эту кампанию.

Кто подтолкнул вас к этому? Вы ли приказали своим репортерам нарушить закон?

Или они сделали это на свой страх и риск? Быть может, им за это заплатили и если да, то кто?

– На эти вопросы я ответить не могу.

– А вы сами знаете ответ?

Он ответил прямо:

– Ваши позиции достаточно сильны, чтобы потребовать напечатать извинения и развезти их тем, кого это касается. Это я обещаю. Насчет компенсации я проконсультируюсь. Но сверх этого вы не получите ничего.