Дик Френсис - Напролом

Я кивнул. Тренеры покупают жеребят на аукционах в кредит для владельцев, рассчитывая, что те потом оплатят покупку, или в порыве энтузиазма приобретают жеребенка для себя, рассчитывая, что кто-нибудь из владельцев за него заплатит. А владельцы иногда идут на попятную, когда жеребенок уже куплен. А временами тренеры покупают пару жеребят для себя, чтобы вырастить их и потом продать за хорошие деньги. Во всяком случае, во время аукционов часто случается, что люди занимают в банке огромные суммы на короткий срок.

– И много лишних лошадей купил Бобби? – спросил я.

– Само собой, в конце концов он их всех продаст! – стойко ответила Холли.

Само собой. Да, конечно. Быть может.

– Так сколько?

– Три. Трех жеребят.

– И много вы задолжали?

– Больше ста тысяч.

– Банк за них заплатил?

Она кивнула.

– Конечно, в конце концов все будет в порядке, но как эта паршивая газетенка об этом пронюхала? И зачем вообще писать об этом в газете? Какой смысл?

– И что произошло? – спросил я. – А то, что теперь все, кому мы должны, звонят и требуют вернуть деньги. И угрожают. Обещают подать в суд.

Это ужасно! Вчера весь день... а сегодня утром позвонил торговец кормами и сказал, что не будет поставлять корма, пока мы не заплатим по счету, а у нас три десятка лошадей, и всех надо кормить, а владельцы все время звонят и спрашивают, думает ли Бобби продолжать работать с лошадьми, и прозрачно намекают, что не прочь бы забрать своих лошадей...

– И это все из-за какой-то статейки? – не поверил я.

– Да! – На глазах у Холли внезапно показались слезы. – Кто-то распихал эту газетку по почтовым ящикам половины торговцев в Ньюмаркете, открытую на этой самой заметке, отчеркнутой красным карандашом, – вот так же, как тут. Ее показал мне кузнец. Эту газету подсунули ему. Он пришел перековать нескольких лошадей и заставил нас заплатить ему вперед. Так, вроде бы шутя. Но тем не менее... А многие просто открыто хамят.

– А не можете вы просто заплатить всем, кому должны, и пусть себе заткнутся?

– Ты же знаешь, что не можем! Банк не будет оплачивать наши чеки. Нам приходится платить постепенно. Мы всегда так делаем. Мы всем заплатим, пусть они только подождут!

Бобби и Холли, как и многие люди, жили в кредит; чеки, поступающие от владельцев лошадей, тут же уходили на оплату счетов за фураж, накладных расходов, жалованье конюхам и налоги. А владельцы иногда медлят с оплатой по несколько месяцев, а кормить лошадей и платить конюхам надо вовремя. Так что сводить концы с концами было не так-то просто.

– Ладно, – сказал я, – поди возьми себе еще один тройной джин, а я пока поговорю с принцессой.

Принцесса Касилия, мадам де Бреску (если называть ее полным именем), как обычно, пригласила к себе в ложу на ленч нескольких друзей. Поэтому в ее ложе, кроме нее самой и супругов Вонли, было еще несколько дам, одетых в меха, и джентльменов в твидовых костюмах. Всех их я уже встречал раньше в подобной обстановке.

– Вы ведь знакомы со всеми присутствующими? – спросила принцесса, и я кивнул, хотя половины их я по имени не помнил.

– Чаю? – спросила принцесса.

– Да, пожалуйста.

Та же официантка, что всегда, как обычно, с улыбкой ловко подала мне полную чашку чаю. Без молока, без сахара, с ломтиком лимона.

Принцесса наняла дизайнера, чтобы отделать свои ложи на ипподромах, и все они были одинаковы: стены, обитые бледно-персиковой тканью, кофейного цвета ковер, стеклянный обеденный стол, удобные стулья. Я заходил к принцессе обычно ближе к вечеру, и в это время стол, как и сейчас, бывал отодвинут к стене, и на нем стояли только тарелки с сандвичами и пирожными с кремом, вина и коробка сигар. Друзья принцессы обычно засиживались у нее подолгу после окончания последней скачки.

Одна из дам протянула мне тарелку с крохотными и очень аппетитными пирожными.

– Нет, спасибо, – вежливо ответил я. – Как-нибудь в другой раз.

– Кит такого не ест, – пояснила принцесса своей подруге. – Не искушайте его. Он ведь наверняка голоден.

Подруга принцессы смутилась.

– О господи! Я и не подумала... И он ведь такой высокий.

– Я вообще-то довольно много ем, – сказал я. – Но только не пирожные.

Принцесса, которая имела некоторое представление о непрестанной борьбе, которую я веду за то, чтобы мой вес не перевалил за норму, бросила на меня взгляд из-под ресниц и недоверчиво улыбнулась.

А подругу явно разобрало любопытство.

– А что же вы едите, если не едите пирожных? – поинтересовалась она.

– Омаров, к примеру, – сказал я.

– О боже!

Ее спутник критически взглянул на меня поверх своих пышных усов и крупных передних зубов.

– Поздновато вы стартовали в большой скачке, вам не кажется? – спросил он.

– Боюсь, что да.

– Я все никак не мог понять, что вы там возитесь в самом хвосте. Вы ведь едва не проиграли скачку! Знаете, как волновалась принцесса, а? И мы тоже волновались. Мы ведь все ставили на вас.

– Норт-Фейс очень норовист, Джек, – заметила принцесса. – Я ведь вам говорила. Он слишком своеволен. Иногда его бывает трудно заставить скакать.

– Работа жокея в том и состоит, чтобы заставить лошадь скакать! – в голосе Джека зазвучали воинственные нотки. – Или вы думаете иначе, а?

– Нет, – сказал я. – Я тоже так думаю.

Джек отчасти смутился. Принцесса чуть приметно улыбнулась.

– Зато потом вы его разогрели! – вмешался лорд Вонли, слышавший наш разговор. – Финиш был потрясающий! Из тех, о которых молится любой спонсор.

Запоминающийся. Будет о чем поговорить, будет что вспомнить. "А вы видели, как финишировал Норт-Фейс в скачке "Воскресного глашатая"? Великолепно, не правда ли?"

Джек надулся и отошел. Серые глаза лорда Вонли добродушно смотрели на меня с его широкого доброго лица. Он с искренним одобрением похлопал меня по плечу.

– Третий раз подряд! – сказал он. – Мы вами гордимся. Вы бы не зашли как-нибудь вечером к нам в типографию, посмотреть, как печатается газета?

– Хорошо, – сказал я, несколько удивленный. – С удовольствием.

– Мы бы напечатали фотографию, на которой вы смотрите, как печатают вашу фотографию...

"Нет, – подумал я, – это не просто добродушие. Это мышление профессионального газетчика".

Лорд Вонли получил "Глашатай" в наследство лет в пятьдесят от своего отца, одного из газетных баронов старого закала, которые пробились на сцену в тридцатых годах и принялись поставлять потрясающие новости к завтраку миллионам англичан. Вонли-старший приобрел находящийся на последнем издыхании провинциальный еженедельник и превратил его в великолепную газету, которую читают по всей стране. Он вытащил ее на Флитстрит, сделал ей имя и в нужный момент создал ежедневную версию, которая процветала по сей день, невзирая на саркастические замечания со стороны более новых соперниц.