Дик Френсис - Предварительный заезд

Все эти сведения совершенно бесполезны, грустно подумал я. Разве что Ганс Крамер оказался настолько неосмотрителен, что проглотил решающую улику. Ничто не говорило о возможности смерти во время любовной игры, ничто не подтверждало сложившуюся легенду. Было очевидно, что слухи о какой-то Алеше ходили лишь потому, что Крамер не мог опровергнуть их.

– Имена и адреса остальных участников немецкой команды?

– Будут.

– А имена и адреса участников команды России, приехавших на международные соревнования в Бергли?

– Будут.

– А русских наблюдателей?

– Будут.

Я уставился на Хьюдж-Беккета. Эти сведения, которые могли бы оказаться очень полезными, представляли собой описание "русских наблюдателей", трех человек, которые на полуофициальном положении в прошлом году присутствовали на множестве соревнований, где выступала их команда, а не только на международных скачках в Бергли. Смысл их присутствия можно было охарактеризовать различными словами: "шпионаж", "изучение хода соревнований", "отслеживание наших лучших лошадей" и даже "анализ подготовки спортсменов Запада для того, чтобы выставить их дураками на Олимпиаде". Я мог бы добыть их с помощью нескольких телефонных звонков людям, связанным со скаковым миром.

– Принц говорил, что вы согласились проделать кое-какую подготовительную работу, – напомнил я.

– Мы намеревались, – уточнил он, – но ваша роль на сцене международной политики крайне незначительна. Мое учреждение на этой неделе занималось делами гораздо более серьезными, чем... э-э... лошади.

Его ноздри слегка раздулись, и в голосе прозвучала та же неприязнь, что и во время визита ко мне.

– Рассчитываете ли вы, что мне удастся выполнить это поручение?

Хьюдж-Беккет продолжают молча изучать свои руки.

– Желаете ли вы мне успеха?

Он перевел взгляд на мое лицо с таким видом, будто оторвал от земли двухтонную тяжесть.

– Я был бы рад, если бы вы осознали, что обеспечение лорду Фаррингфорду возможности выступить на Олимпиаде означает всего-навсего, что он получит шанс доказать, что он сам или его лошадь достаточно хороши. Но это не тот предмет, ради которого мы хотели бы пожертвовать хоть чем-нибудь из... э-э... деловых отношений с Советским Союзом. На самом деле мы не хотели бы оказаться, в Положении, когда нам пришлось бы приносить извинения.

– Тогда просто чудо, что вы уговаривали меня поехать в Москву.

– Этого хотел принц?

– И он обратился к вам?

Хьюдж-Беккет чопорно поджал губы.

– Это была вовсе не безосновательная просьба. Но если бы все мы не одобряли данное вам поручение, то отказались бы от любой помощи.

– Ну ладно, – сказал я, поднимаясь и рассовывая бумаги по карманам.

– Я понял, что вы стремитесь избежать впечатления, будто не считаетесь с желаниями члена королевской семьи. Поэтому вы хотите, чтобы я поехал, задал несколько беспредметных вопросов и получил на них бессодержательные ответы. В итоге принц воздержится от покупки немецкой лошади, Джонни Фаррингфорд не будет включен в команду и никому не потребуется для этого пальцем шевельнуть.

Он окинул меня взглядом, полным мировой скорби высокопоставленного государственного служащего.

– Мы забронировали для вас комнату на две недели, – сообщил он, но, конечно, вы можете вернуться раньше, если захотите.

– Спасибо.

– Если вы прочтете этот список, то увидите, что мы приготовили один-другой: э-э: контакт, который может пригодиться.

Я пробежал глазами короткий список, возглавляемый британским посольством. Набережная Мориса Тореза, 12.

– Одна из следующих фамилий принадлежит человеку, имеющему отношение к подготовке советской команды по многоборью.

Я был приятно удивлен.

– Что ж, это уже лучше.

Хьюдж-Беккет улыбнулся не без оттенка самодовольства.

– Мы не такие уж бездельники, какими вы нас считаете. – Он откашлялся. – Последнее имя в этом списке – студент Московского университета.

Он англичанин и приехал туда на год по обмену. Конечно, он говорит по-русски. Мы предупредили его о вашем приезде. Он пригодится, если вам потребуется переводчик, но мы просим вас не делать ничего такого, что помешало бы ему закончить учебный год.

– Поскольку он важнее лошадей?

Хьюдж-Беккет одарил меня натянутой холодной улыбкой.

– Большинство вещей важнее лошадей, – подтвердил он.

Согласно билету, полученному от Хьюдж-Беккета, уже на следующий день я удобно расположился в первом салоне самолета Аэрофлота, который должен был приземлиться в шесть часов вечера по местному времени. Большинство моих соседей составляли чернокожие. Наверно, кубинцы, лениво подумал я. Но в этом изменчивом мире они могли оказаться откуда угодно: нынешние противники завтра становятся союзниками. Они были одеты в прекрасно сшитые костюмы, белые рубашки и элегантные галстуки, близ трапа самолета их ждали длиннющие лимузины. Менее значительным персонам предстояло пройти через обычную иммиграционную процедуру, но у меня здесь не возникло ни малейшей задержки.

Таможенник сделал мне разрешающий жест, словно я нисколько не интересовал его, хотя за соседней стойкой буквально набросились на мужчину моего возраста. Таможенники читали каждый клочок бумаги, выворачивали все карманы, рассматривали швы подкладки чемодана. Объект внимания стойко и спокойно все переносил. Он не протестовал, не возмущался, даже, как мне показалось, вовсе не волновался. Когда я проходил мимо, один из таможенников взял пару трусов и принялся тщательно ощупывать резинку Только я успел подумать, не взять ли такси, как проблема отпала, поскольку, оказывается, меня тоже ожидали. Девушка в коричневом пальто и желто-коричневой вязаной шапочке внимательно посмотрела на меня и спросила:

– Мистер Дрю?

Угадав по моей реакции, что обратилась по адресу, она представилась:

– Меня зовут Наташа, я из "Интуриста". Мы позаботимся о вас, пока вы будете в Москве. В гостиницу мы отвезем вас на машине. – Она обернулась к женщине чуть постарше, стоявшей в двух шагах. – Моя коллега Анна.

– Как мило с вашей стороны проявить такую заботу, – вежливо сказал я. – Как вы меня узнали?

Наташа деловито взглянула в зажатую в кулаке бумажку.

– Англичанин, тридцати двух лет, темные волнистые волосы, очки с затемненными коричневыми стеклами, без бороды и усов, хорошо одет.

– Автомобиль на улице, – перебила Анна. Я подумал, что в этом нет ничего удивительного, ведь именно там всегда находятся автомобили в аэропортах.

Невысокая, коренастая Анна была одета в практичное серое пальто и более темную, серую же, шерстяную шляпку. На ее лице было какое-то отталкивающее застывшее выражение, каким-то образом распространявшееся на ее выпяченный живот и широкие носки ботинок. Она держалась вполне приветливо, но, вероятно, лишь постольку, поскольку я вел себя соответственно ее ожиданиям.