Дик Френсис - Дорога скорби

Она замолчала.

– У Рэчел она вернулась?

– Ох, Сид!

– Расскажите мне.

Она попробовала рассказать, и, пока она говорила, слезы капали у нее из глаз.

– Болезнь вернулась меньше чем через два года, а это плохо. У Рэчел начали отрастать волосы, но из-за лекарств опять выпали. Врачи добились ремиссии, они сделали все превосходно, ведь во второй раз это не так легко.

Но я по их лицам поняла – и они ведь не предлагают пересадку, пока возможно, потому что она удается только в половине случаев. Я всегда говорю об этом так, как будто трансплантат точно спасет ее, но он всего лишь может спасти. Если они найдут подходящий, они убьют ее собственный костный мозг облучением, а от этого дети плохо чувствуют себя и слабеют, а когда убьют весь, пересадят новый костный мозг и будут надеяться, что он приживется и начнет вырабатывать красные кровяные клетки. Довольно часто это удается...

Иногда у ребенка от рождения одна группа крови, а переливать можно другую.

У Рэчел группа А, но ей можно перелить группу О или что-нибудь еще. Сейчас могут так много! Когда-нибудь смогут лечить все. Но...

Я обнимал ее за плечи, пока она плакала. Кругом всегда несчастья. И так много потерянных Эдемов.

Я подождал, пока она не выплачется, и сказал, что нашел, кто изувечил Силвербоя.

– Вам это не понравится, – сказал я. – И, может быть, будет лучше, если вы сможете не допустить, чтобы это узнала Рэчел. Она читает газеты?

– Только "Пинатс".

– А телевизионные новости смотрит?

– Она не любит, когда рассказывают о голодающих детях. – Линда испуганно посмотрела на меня. – Я хочу, чтобы она узнала, кто убил Силвербоя. За это я вам и плачу.

Я вынул из кармана конверт с многострадальным чеком, на сей раз разорванным, и вложил ей в руку.

– Мне не нравится то, что я обнаружил, и я не хочу брать у вас деньги, Линда... Мне очень жаль... но Эллис Квинт сам отрубил ногу Силвербою.

Она вскочила на ноги, вспыхнув гневом, в шоке от того, что я сказал и что глубоко потрясло ее.

Я не должен был говорить это так сразу, подумал я, но слово было произнесено.

– Как вы могли такое подумать? Как вы могли? Вы ошиблись. Это не он!

Вы сошли с ума, если говорите такое.

Я тоже встал.

– Линда...

– Ничего не говорите. Я не буду слушать. Не буду. Он такой славный.

Вы в самом деле сумасшедший. И я, разумеется, не собираюсь говорить Рэчел, в чем вы его обвиняете, потому что это расстроит ее и потому что вы не правы. Я знаю, вы были добры к ней... и ко мне... но я не стала бы обращаться к вам, если бы думала, что вы можете принести столько вреда. Пожалуйста, уходите. Уходите, и все.

Я пожал плечами. Ее реакция была слишком однозначной, но ее эмоции всегда проявлялись в полную силу. Я понимал ее, но это не могло помочь.

– Послушайте, Линда...

– Нет!

– Эллис много лет был моим другом. Для меня это тоже ужасно.

Она закрыла уши руками и повернулась ко мне спиной, крича:

– Уходите! Уходите!

– Позвоните мне, – неловко сказал я. Ответа не последовало. Я тронул ее за плечо, Линда отшатнулась от меня и убежала. Я постоял минуту и пошел обратно в дом.

– Это мама кричала? – спросила Рэчел, выглядывая в окно. – Я слышала, как она кричала.

– Она расстроилась. – Я улыбнулся, чувствуя себя несчастным. – С ней все будет хорошо. Как там рыбки?

– Они холодные.

Рэчел встала на колени, глядя в свой маленький мокрый мир.

– Мне надо идти, – сказал я.

– До свидания.

Она была уверена, что я вернусь. Она попрощалась со мной на время, как с другом. Рэчел смотрела на рыбок, не отрываясь.

– До свидания, – сказал я и в унынии поехал в Лондон, зная, что неприятие Линды всего лишь первый шаг – начало всеобщего неверия.

Когда я открыл входную дверь на Пойнт-сквер, в квартире зазвонил телефон и продолжал звонить, пока я наливал воду со льдом, жадно пил после такого жаркого дня и менял батарейки в левой руке. Наконец я взял трубку.

– Где, черт побери, вы шляетесь? – рявкнул мне в ухо голос с беркширским акцентом. Норман Пиктон, детектив-инспектор, полиция Темз-Вэлли.

– Вы, конечно, слышали новости.

– Какие новости? – спросил я.

– Вы что, живете, сунув голову в песок? У вас нет радио?

– Что случилось?

– Эллис Квинт арестован.

– Он – что?!

– Ну, задержан. Он в больнице, под стражей.

– Норман, – растерянно сказал я, – начните с начала.

– Ладно. – Он заговорил чрезвычайно терпеливо, как с ребенком: Сегодня утром двое полицейских в штатском из полиции Метрополитэн пришли в квартиру Эллиса Квинта на Риджент-парк, чтобы спросить его о местонахождении рано утром в субботу. Он вышел из дома прежде, чем они подошли ко входу, и, зная его в лицо, они подошли к нему, представились и показали свои значки. И вот тут... – Пиктон откашлялся, но это не помогло ему избавиться от прозаических официальных оборотов. – И вот тут мистер Эллис Квинт оттолкнул одного из офицеров с такой силой, что тот вылетел на проезжую часть и был сбит машиной. Сам мистер Квинт выбежал на проезжую часть, пытаясь пересечь дорогу, чтобы убежать от полицейских. Мистер Квинт заставил автобус свернуть в сторону. Автобус нанес мистеру Квинту скользящий удар, который швырнул его на землю. Мистер Квинт был контужен. Его увезли в больницу, где он теперь и находится под охраной, пока идет расследование.

– Вы читаете мне письменный рапорт? – спросил я.

– Именно так.

– А как насчет пересказа собственными словами?

– Я на работе, и я не один.

– Ну ладно, – сказал я. – Эллис запаниковал или думал, что его разыгрывают?

Пиктон хохотнул:

– Я бы сказал, первое. Его адвокаты скажут, что второе. Но знаете что? Когда в больнице вывернули его карманы, то нашли толстую пачку наличных и паспорт.

– Нет!

– Это не преступление.

– Что он сказал?

– Он еще ничего не сказал.

– А что с офицером, которого он толкнул?

– Сломал ногу. Ему повезло.

– А... когда пройдет контузия Эллиса?

– Все зависит от полиции Метрополитэн. Они могут задержать его на семьдесят два часа, пока не сформулируют обвинение. Я бы сказал, это дело случая. Он может собраться и уйти через несколько часов.

– Что вы сделали с моим рапортом?

– Передал в соответствующие инстанции.

Хорошее слово "инстанции", расплывчатое. Кто может сказать, что работает в "инстанциях"?

– Спасибо, что позвонили, – сказал я.

– Держите связь.

Это прозвучало как приказ. Я положил трубку и обнаружил присланную по факсу записку от Кевина Миллса. Он прямо перешел к делу. "Сид, ты сволочь".

Неделя была ужасной, единственным светлым пятнышком стало письмо от Линды Фернс, которое я получил в четверг. Буквы разбегались вкривь и вкось, мысли тоже.

"Дорогой Сид!