Эдуард Хруцкий - Осень в Сокольниках

Потом сестра, придя к нему в комнату, долго и витиевато выговаривала ему, укоряла и стыдила. А он, уставший, не спавший почти целую ночь, смотрел на нее и думал: «Когда же ты уйдешь?»

Но вместо этого он сказал ей:

— Давай меняться, я согласен на любую площадь.

Алла о чем-то радостно говорила, но он уже не слышал ее. Он спал.

Через месяц Вадим переехал в коммуналку в Столешников. Аллу он видел редко. В дни рождения, годовщину смерти родителей. Отношения наладились позже, когда он был уже начальником отдела и получил звание подполковника.

Работать в милиции стало модно. Тем более в МУРе.

О них писали книги, ежегодно на экраны выходили фильмы об уголовном розыске. Телесериал о «Знатоках» стал любимым зрелищем миллионов людей.

Теперь уже Алла говорила:

— Мой брат подполковник, служит в угрозыске, у него два ордена.

Она и ее друзья по сей день думали, что работа в милиции состоит только из погонь и перестрелок. Думали и писали об этом.

…Уезжать не хотелось. Но все-таки надо одеваться и шагать через весь поселок к станции Мичуринец на электричку, которая печально-протяжно кричала над лесом.

Вадим спустился на первый этаж и увидел Нинку, забравшуюся с ногами на диван. В руках ее глянцем отливала обложка очередного французского детектива.

— Ты уезжаешь? — Племянница оценивающе посмотрела на него.

— Да, малыш, мне пора.

— Значит, опять сорвется твое сватовство.

— Вот как?

— Вот так, — племянница потянулась на диване.

Глазастая, тоненькая, длинноногая, она, пожалуй, единственная из всей семьи была искренне привязана к нему.

— Как твои дела, малыш? Что в институте?

— Никак пока. Колыбель знаний на картошке, а меня освободили после гриппа.

— А что они там делают? — искренне удивился Вадим.

В прошлом году он заезжал на день рождения Нины и видел большинство ее сокурсников — тоненьких, хрупких девочек и длинноволосых молодых людей, мало похожих на мужчин, способных поднять мешок картошки.

— Работают, дядька, работают. Соприкасаются с жизнью. Наш мастер говорит, что будущему актеру просто необходимо соприкасаться с жизнью.

— Ваш мастер, девочка, большой теоретик.

— Ты его плохо знаешь.

— Возможно. Но я твердо знаю одно, что студенты должны учиться, рабочие работать, а колхозники убирать картошку.

— А милиционеры? Хватать и не пущать?

— А это уж как придется. Мы действуем не по системе Станиславского, а по обстановке.

— Ох, дядька, лучше бы вам ввести систему.

— А она у нас есть, у всех у нас. У меня, у тебя, у твоих сокурсников.

— Что же это?

— Закон, девочка.

— Ты старый и с тобой спорить не интересно. Ты всегда прав.

— Нет, девочка, я далеко не всегда прав, к сожалению. Кланяйся родичам.

— Когда ты приедешь?

— Как получится.

— Я позвоню тебе, ладно? — Племянница опять уткнулась в книгу.

Конечно, можно было вызвать машину. Вполне можно было. Но на отдел им полагалась всего одна машина, которая вечно была в разгоне. Как часто бывает, режим экономии вводился не там, где нужно.

Вадим шел по узкой лесной тропинке и думал о том, что ждет его в Москве, в управлении, еще дел, к сожалению, хватало. Когда он вышел на площадь Киевского вокзала, часы показывали пять. Человек, ради которого Орлов приехал в Москву, ждал его только в восемь. Оставшиеся три часа он хотел посвятить уборке комнаты и разбору новых книг, но многолетняя привычка заставила его зайти в автомат и набрать телефон своего заместителя.

— Минаев, — услышал Вадим в трубке чуть хрипловатый голос.

— Это я, Александр Петрович.

— Вадим Николаевич?

— Именно.

— Где вы?

— На Киевском вокзале.

— Сейчас машину пошлю, вас начальник управления ждет.

— Что случилось?

— Не знаю.

— Пусть водитель подъедет к пригородным кассам.

Орлов опустил трубку, привычно проверил, не выпала ли обратно монетка, вышел на улицу и закурил.

Вестибюль ГУВДа был прохладным и гулким, как станция метро. У лифта Орлова перехватил следователь капитан Проскурин. Орлов не любил его, хотя ценил за хватку. Был Проскурин человеком въедливым, скрупулезным и нудным. Работать с ним для сотрудников розыска было истинным наказанием. Проскурин любил документы и требовал от инспекторов идеального оформления любой бумажки.

Увидев его, Орлов понял, что сейчас на него обрушится целый водопад претензий и жалоб.

— Вадим Николаевич, товарищ подполковник, — Проскурин каким-то хоккейным приемом оттеснил от дверей лифта молоденького лейтенанта и перекрыл Орлову дорогу. Спасительные двери лифта с шипением захлопнулись за спиной капитана.

— Слушаю вас, Павел Петрович, — обреченно вздохнул Орлов.

— Товарищ подполковник, — Проскурин вынул из кармана кителя несколько листков, отпечатанных на портативной машинке, почти без интервалов.

— Очередной меморандум?

— Товарищ подполковник, инспектор Ковалев…

— Давайте, — Орлов взял листки, — но не сейчас.

Во-первых, мне надо ознакомиться с этим и осмыслить, во-вторых, меня ждет генерал.

— Я зайду через час.

— Завтра, Павел Петрович, завтра, часиков в четырнадцать ко мне или к Минаеву.

— Лучше к вам.

— Почему?

— Майор Минаев обозвал меня крохобором.

— Война Алой и Белой розы продолжается. Хорошо, значит, ко мне.

Лифт вновь услужливо распахнул двери, и Орлов шагнул в кабину. Война Проскурина с инспекторами отдела была затяжной, и ратный перевес почти всегда был на стороне следствия, так как не Проскурин поступал в распоряжение инспекторов, а они прикомандировывались к следователю. Но когда-то и он, Орлов, молодой еще оперуполномоченный, до хрипоты собачился со следователями, так что ребят своих он понимал, и понимал так же, что весь этот антагонизм не что иное, как кем-то давно выдуманная игра.

Коридор третьего этажа был их коридором. Здесь жил угрозыск. Орлов привычно шел мимо дверей, вот начался его отдел.

Дверь распахнулась, и два милиционера из конвойного дивизиона вывели Нугзара Тохадзе. Он шел навстречу Орлову, стараясь удобнее приспособить руки, скованные наручниками.

Где-то под сердцем у Орлова заскребла злость. Он ненавидел этого человека. Вернее, даже человеком не считал того, кто носит имя Нугзар Тохадзе. Шесть грабежей квартир. Два трупа. Женщина шестидесяти лет и человек, отвоевавший всю войну. Тохадзе они брали в ресторане «Архангельское». У выхода. Он даже не успел вынуть пистолет из внутреннего кармана кожаной куртки.

Работал с ним Минаев, Тохадзе «кололся» неохотно, но улики были настолько неопровержимы, что он поневоле брал эпизод за эпизодом.

Теперь он шел по коридору, обтянутый джинсами и кожей куртки, шевеля скованными руками.