Эдуард Хруцкий - Осень в Сокольниках

— Обещаю.

— Я вам верю. Всего доброго.

В машине Малюков, повернувшись на переднем сиденье, сказал Орлову:

— Вот уж не знал, что ты такой человеколюб. Странная черта для работника розыска.

— Ты, видимо, путаешь уголовный розыск с какой-то другой организацией. Я в данный момент боролся не только за Суханова.

— А за кого? — с иронией спросил Малюков.

— За тебя, за себя, за всех нас.

— Ты, видать, к старости стал сентиментальным. Я помню, как ты колол Николаева.

— Николаев бандит, насильник и убийца. Не надо путать его с такими, как Суханов.

— Тебя не переспоришь.

— А ты и не спорь.

Дверь им открыла Марина. Малюков на секунду смешался, потом хмыкнул понимающе.

— Олег Малюков, — представился он, — мне приходится работать вместе с Вадимом.

— Марина Денисова.

— Ну вот мы и познакомились, Марина, а то что-то наш друг несколько застеснялся.

— Он еще не привык, Олег. Мойте руки и к столу.

В ванной Малюков посмотрел на Вадима и неодобрительно покрутил головой:

— О таких делах предупреждают. Я бы цветы купил.

В комнате их ждал накрытый стол. И хотя на нем не было ничего необычного, он выглядел сказочно. Они сели за стол и ели необычайно вкусную печеную картошку, помидоры и соленые огурцы, яичницу с колбасой. И водки они выпили из запотевшей, покрытой изморозью бутылки. Потом пили чай и говорили о книгах и фильмах, о грибах, рыбалке. Только о работе они не говорили, но тем не менее помнили о ней. Малюков ушел, а Марина осталась убираться.

Вадим проснулся среди ночи. В комнату падал зыбкий свет фонаря. Марина спала, положив голову ему на руку, и он боялся пошевелиться, чтобы не разбудить ее. Лицо ее в этом ночном свете казалось особенно красивым, и впервые он подумал о том, что счастье его окажется недолгим. Ему захотелось курить, и Вадим начал осторожно освобождать руку. Наконец ему это удалось, и он, встав, подошел к столу и взял сигареты.

Телефон звякнул и подавился, Вадим успел снять трубку.

— Орлов.

— Это Калугин.

— Да, Игорь.

— Есть новость, я могу приехать?

Вадим взглянул на часы, фосфор стрелок застыл на двадцати минутах четвертого.

— Вы один?

— Да.

— Жду.

Когда он обернулся, то увидел Марину, сидящую на кровати.

— Ты уезжаешь?

— Нет, приедет мой помощник.

— Орлов, а так будет всегда?

— Иногда, да.

— Ты будешь стрелять, выпрыгивать из-под машин, улетать, а ночью к тебе будут приезжать сотрудники.

— Это издержки нашей профессии, — Вадим привычно быстро одевался.

— А на столе вместо цветов всегда будет лежать пистолет, — грустно сказала Марина.

— Нет, почему же, я буду покупать цветы,

— Значит, все это окажется вместе.

— К чему этот разговор, Марина? Ты же знаешь, что я работаю в угрозыске, а не в филармонии. Если бы я работал там, то на столе лежала бы скрипка.

— Это все очень грустно, Вадим, и особенно грустно потому, что я тебя люблю.

— Не вижу связи.

— Просто я уже вижу перспективу.

— Она пугает тебя?

— Во всяком случае, не радует.

— Я не уйду со своей работы.

— Я знаю.

В прихожей раздался короткий звонок. Вадим вышел и открыл дверь. На пороге стоял Калугин.

— Прошу простить за поздний визит, — улыбнулся он.

— Вернее — за ранний.

— Пусть так. Куда мне пройти?

— Пойдемте на кухню.

Калугин сел у стола, а Вадим поставил на огонь джезву.

— Сейчас попьем кофе.

— Ох, хорошо бы. А выпить нет ничего?

— А вы разве не за рулем?

— На этот раз нет.

Вадим пошел в комнату, открыл шкаф, взял бутылку. Он старался не смотреть на Марину, слишком знаком ему подобный разговор.

— Ты скоро? — спросила она.

— Не знаю.

— Твой друг хочет есть?

— Мы попьем кофе.

Вадим вышел, плотно прикрыв дверь. Кофе уже был готов, и Калугин разливал его по чашкам. Вадим налил коньяк в бокал Калугину, подумал и плеснул немного себе. Калугин выпил коричневую жидкость залпом, сделал маленький глоток кофе.

— Вроде я пришел в себя. Теперь о деле. Каин — это Долгушин.

— Не понял.

— Каин — Долгушин.

Вадим засмеялся.

— Вы что веселитесь?

— Я-то больше всего боялся этого таинственного Каина.

— Мы установили, — Калугин отхлебнул еще кофе, — что настоящая его фамилия Хомутов.

— Вы шутите?

— Нет. Хомутов его старший брат. Родители их развелись в тридцатом году. Отец забрал старшего себе, младший остался у матери. Потом она вышла замуж за инженера Долгушина и переехала в Москву. Так Юрий Степанович Хомутов стал Юрием Петровичем Долгушиным.

— Но кличка! Откуда?

— Это работа Хомутова. Пока мы ничего не знаем, как братья нашли друг друга. Знаем только одно — Каина придумал Хомутов, чтобы пугать им своих сообщников. Так родился миф.

— И его боялись?

— Во всяком случае, им пугали коллекционеров.

— Да, действительно говорят «наука умеет много гитик».

— Теперь о Долгушине. Вам известно, что Хомутов ушел к стенке молчком, более того, у него ничего не нашли. Мы со Смолиным предполагаем, что все деньги и ценности переданы Долгушину.

— Странный у нас клиент. Искусствовед, книги…

— Я навел справки. Сам Юрий Петрович может написать только заявление в баню. За него работали негры.

— Как это? Почему тогда они не писали для себя?

— Долгушин отдавал им весь гонорар плюс оказывал массу услуг. Книги и статьи были его общественным лицом.

— Но премия, звание?

— Это действительно было. Но в те страшные годы подобные вещи делались очень легко.

— Мне, Игорь, кажется, что я вижу многоцветный сон.

— А вы пейте, шеф, и проснетесь.

— Любопытно, как вы узнали о неграх?

— Случайно. Наружное наблюдение сообщило, что нынче Долгушин встретился с неким Григорием Мазиным, дальше дело техники.

— Постойте. Я же приказал…

— Его никто не допрашивал, просто мы со Смолиным в кафе сели с ним за один стол. Он-то и, находясь в средней степени опьянения, как любят писать в наших протоколах, поведал нам эту трагическую историю.

— Но почему вам?

— Во-первых, он был пьян. Во-вторых, мы угостили его. В-третьих, и это самое основное, я вместе с ним учился.

— Он знает, где вы работаете?

— Конечно, нет. Он и подумать не мог, что я искусствовед в штатском. Сначала Долгушин писал в соавторстве с Андреем Мининым. Я уверен, что он писал, а Долгушин пробивал. Потом Минин защитился, стал известным искусствоведом, а у Долгушина образовались разные соавторы. Десять лет назад начали появляться статьи, подписанные только его фамилией, потом пришло время книг.

— Вы проверяли это в Ленинке?

— Да. У меня есть список всех его публикаций. Десять лет назад в Москве появился Хомутов, приблизительно в это же время и начался творческий расцвет Долгушина…