Биляна Срблянович - Кузнечики [=Саранча]

Симич:А, да. Да. Слушай. Я о своей кандидатуре.

Игнятович:А, ты об этом? Что же ты сразу не сказал? Я, бог знает, что подумал… Послушай, я уже тебе сказал, это пропащее дело. Я имею в виду, в этом году. Следующим летом… я ничего не говорю, можешь снова попробовать. Только… откровенно тебе говорю, я не верю.

Симич:Но почему? Почему?

Игнятович:Милисав, я тебе говорю, это же не просто кучка горожан. Это же элита этой страны. Самые умные люди. Это верховная комиссия.

Симичу стыдно, что его другу не стыдно так с ним разговаривать.

Симич:Но ты же ее член.

Игнятович:Ну, конечно!

Симич:Разве у тебя нет своего мнения? Своего голоса?

Игнятович:Есть, я ничего не говорю. Но поэтому я и не хочу его тратить. Если все против, и я против. Зачем же плыть против течения.

Симич теряет терпение.

Симич:Но послушай. Это же ты предложил мне стать кандидатом!

Игнятович:Да, я ничего не говорю…

Симич:Меня вообще это не интересовало!

Игнятович:Тогда чего же ты так переживаешь?

Симич:Как ты не понимаешь?

Игнятович:Не понимаю. Чего ты так распалился?

Симич:Хорошо, Павел, у меня же есть хоть какая-то честь.

Игнятович:Ой, «честь»! При чем тут это? Не преувеличивай, Милисав! Да, я тебе предложил, но обстоятельства… Забудь, брат, оставь, не переживай.

Симич:Забыть? Так же, как ты забыл, что я твоему сыну…

Симич замолкает. Не хочет говорить в присутствии ребенка.

Игнятович:Что ты моему сыну? Помог защититься? И что? Много он имеет от этого диплома. Даже пяти лет не отработал по специальности.

Симич:Я не хочу говорить при ребенке.

Игнятович:Ну, и не говори.

Симич:Девочка, иди поиграй немного на улице.

Алегра:Вы что, выгоняете меня из моего дома?

Игнятович:Милисав, не зли ее.

Симич:Тогда ты скажи ей.

Игнятович:Я?

Алегра:Это же вы сказали, чтобы я шла на улицу. Из моего дома.

Игнятович:Нет, моя дорогая. Он не то хотел сказать. Правда?

Алегра:Под дождь?

Симич:Я действительно не это имел в виду.

Алегра:А что вы имели в виду?

Симичу как-то непривычно оправдываться перед десятилетним ребенком, пусть она хоть сто раз будет внучкой Игнятовича.

Симич:Послушай, девочка, мы с дедушкой говорим о важных вещах. И детям это слушать не нужно.

Алегра:Значит, мне не надо это слушать.

Симич:Правильно.

Алегра:Значит, есть вещи, которые мне , в моем доме не надо слушать?

Симич:Павел, что это такое?

Игнятович:Послушай, Милисав. Я кое-что тебе скажу. Ребенок прав. Ты не можешь приказывать ей в ее доме. И сейчас еще кое-что тебе скажу, если хочешь. Знаешь, почему она не хочет тебя слушать? Знаешь, почему? Потому что ты был за коммунистов!

Алегра:Вы коммунист?!

Алегра кричит так, как другой ребенок кричал бы «У вас есть собака?!» или «Вы еврей?!», или «Вы цыган?!».

Симич:Я?! Коммунист? Как… Это было в школе.

Игнятович:Но было же!

Симич:Еще перед войной!

Алегра:Вы коммунист! КОММУНИСТ!!!

Алегра на самом деле понятия не имеет, что кричит. Она только знает, что если будет продолжать, то нервы у Симича сдадут. Поэтому и кричит.

Симич:Но и ты был! И на много дольше!

Алегра не перестает кричать, поэтому обоим старикам приходится ее перекрикивать.

Алегра:Коммунист, коммунист, коммунист, коммунист…

Игнятович:Это не то!

Симич:Но я вышел из партии!

Игнятович:А меня выгнали! Чувствуешь разницу! Я был плохим коммунистом!

Алегра в конце концов перестает кричать. В тот же момент замолкает и Симис. Алегра садится к Игнятовичу на колени. Она обнимает дедушку и недовольно смотрит на Симича.

Алегра:Дедушка, скажи коммунисту, чтобы ушел из моего дома.

Игнятович:Ты типа какого-нибудь дисидента, но этого не достаточно.

Симич:Не достаточно?

Игнятович:Нет.

Алегра:Дедушка, скажи коммунисту…

Игнятович не говорит ничего. Однако ему неприятно. Симич встает.

Симич:Я пойду.

Игнятович:Так будет лучше. И больше не приходи. Нет необходимости. Живи и убери амбиции. Это мой тебе совет.

Симич облизывает свои вставные зубы.

Симич:А мой тебе совет, Павел, чтобы ты последил, чтобы никто не проговорился. Чтобы не сказал, что ты делал в молодости. Кого ты своими руками, Павел.

Игнятович:Перестань, Милисав. Иди.

Симич:Последи, чтобы я не проговорился. И кого ты, и как ты. Своими же руками.

Игнятович:Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь.

Игнятович лжет, но он спокоен. У него нет ни переживаний, ни угрызений совести. Ничего нет.

Симич:Не заставляй меня вспоминать, Павел! Не заставляй меня называть это число. Если его узнают, посмотришь, чем это обернется!

Игнятович:Давай, иди.

Симич уходит. Из кухни, из дома и из жизни этого человека. Игнятович остается с внучкой. Он спокоен, так как совести у него нет.

Алегра:Дедушка, а этот человек правда коммунист?

Игнятович молчит. Не отвечает.

Алегра:Дедушка, а что такое коммунист?

Игнятович задумывается. Потом решительно отвечает.

Игнятович:Ничего, дорогая моя. Этот человек все равно — ничто.

Затемнение

Место отдыха на шоссе. Деревянная скамейка, бревенчатый обеденный стол. Мусорный бак полон отходов после туристов, после обедов водителей и проезжающих. Фредди ведет под руку своего отца, мрачного старика с тростью. Тот идет тяжело, прихрамывая на левую ногу. Фредди внимателен, терпелив. Он идет спокойно, в ритм отца. В другой руке у него корзина, полная продуктов: сэндвичей, фруктов, воды.

Фредди:Спокойно, папа. Мы никуда не торопимся. Спокойно.

Отец Фредди медленно садится на скамейку. Опирается о свою трость, смотрит, как и всегда, куда-то вдаль. Фредди не садится. Ставит рядом с отцом корзину с продуктами.

Фредди:Здесь есть все. Сэндвичи, цыпленок в фольге, яблоки, молоко.

Отец вообще не реагирует. Он никогда не реагирует, никогда не подает ни малейшего знака, что понимает, что ему говорят. Просто смотрит своим мрачным взглядом на какую-то точку на горизонте. И неизвестно, видит ли он вообще что-нибудь. Фредди пытается последний раз.

Фредди:Сахар тоже есть. Папа. Сахар тоже есть.