Петр Столпянский - Вверх по Неве от Санкт-Питер-Бурха до Шлюшина

Выше Пеллы, на противоположном берегу Невы, находится деревня Островки. Действительно, Нева в этом месте образует несколько островков — нам кажется, к сожалению, у нас нет пока фактических данных, что эти островки вовсе не естественного происхождения, они дело рук человеческих. Устроены они здесь повелением Потемкина, у которого здесь было одно из многочисленных его имений. Замок этого имения выстроен на высоком обрывистом выступе — овраг отделяет этот выступ от берега — и опять-таки положение оврага таково, что заставляет предположить и его искусственное происхождение. Отчего же нет? Причуды великолепного князя Таврического известны, средств для исполнения этих причуд было достаточно, можно было пользоваться не только своими крепостными, но и государственными рабочими и солдатским трудом — и более чем вероятно были созданы искусственные острова, так разнообразившие своим видом сравнительно монотонное течение красавицы Невы, появился высокий овраг-утес, а на нем большой художник, быть может и Гваренги, создал фантастический замок с высокою башнею, настолько высокою, что с верхней площадки ее в хорошую погоду виден не только Петербург, но и Финский залив с Кронштадтом. На этой площадке, в припадках своей меланхолии, побил сидеть Потемкин… В самом же замке, по преданию, опять-таки ни на чем не основанном, помещался будто бы гарем Потемкина и часто в осенние ночи, когда буря бушует в лесу, когда ветер гнет столетние сосны и липы, на башне появляется белая тень прекрасной женщины, изнасилованной Потемкиным и не перенесшей своего позора, бросившейся с этой башни. Другое предание связывает этот замок с таинственной княжной Таракановой.

Существовало две княжны Таракановы — одна Августа Тимофеевна, дочь Елизаветы Петровны от Разумовского. Эта княжна воспитывалась за границей, оттуда была привезена в 1785 году силой в Россию и заключена по приказанию под именем инокини Досифеи в Московский Ивановский монастырь, здесь она умерла в глубокой старости в 1810 году, похоронена она в Ново-Спасском монастыре в усыпальнице бояр Романовых, на ее похоронах, при громадном стечении народа, присутствовали родственники Разумовских. Другая княжна Тараканова появилась на политическом горизонте на 10 лет раньше и тоже испытала на себе просвещенный абсолютизм российской императрицы Екатерины II.

В 1772 году в Париже появилась красавица, назвавшаяся персидской принцессой Али-Эмете, затем она превратилась в княжну Владимирскую, а в 1774 году в княжну Тараканову, дочь Елизаветы Петровны, и, объявив себя сестрой Пугачева, выставила себя претенденткой на российский престол. Для достижения российского престола она направилась в Константинополь, но бурею была выброшена около Рагузы, где и прожила до 1774 года. Хотя все ее выступления, все ее обращения за помощью к султану, в Рим, не достигали своей цели, никто не хотел помогать этой уже слишком очевидной авантюристке, все-таки проживание ее на свободе в Европе было не по сердцу Екатерине II, и она предложила Алексею Орлову добыть претендентку, доставить ее в Россию.

Красавец, силач собою, Алексей Орлов притворился влюбленным в Тараканову, и в ней пробудилось истинное чувство к этому чудо-богатырю. И раз, гуляя с ним по берегу моря, она увидала стоявшее русское судно — военный фрегат. Алексей Орлов предложил влюбленной в него женщине осмотреть это судно, никогда ею не виданный русский военный корабль. Она согласилась, но когда вступила на палубу, то Орлов объявил ее пленницею, и она была доставлена в Петербург, некоторое время будто бы содержалась в Островках Потемкина, который ее и допрашивал. Затем она была заключена в Петропавловскую крепость, где и умерла от чахотки 4 декабря 1775 года, скрыв тайну своего рождения даже от священника…

Сказание пошло дальше, и стали уверять, что княжна Тараканова, заключенная в Петропавловской крепости, погибла во время наводнения 1777 года, что и подало повод молодому талантливому художнику Фловицкому нарисовать свою интересную картину, находящуюся в Третьяковской галерее…

После смерти Потемкина его имение переходило из рук в руки, один из владельцев в 80-х годах прошлого столетия пытался ремонтировать главный дом, чтобы сдавать его под дачи, но этот проект видимо не был выполнен, и остатки дома сохранились до сих пор.

От Островков, не доезжая до Шлиссельбурга 4–5 верст, правый берег начинает повышаться — перед проезжающими «Красные сосны» и Преображенская гора с памятником Петру Великому.

«Красные сосны» — это дивный строевой заповедный бор, который подошел к самому берегу Невы — этот бор неоднократно посещал Петр Великий. Действительно, здесь встречаются поистине изумительные экземпляры строевой сосны. В память неоднократных посещений Петром Великим этой местности путиловские крестьяне Спиридоновы, предок которых был взыскан какою-то милостью Петра Великого, соорудили здесь памятник. Он имеет вид конуса, оканчивающегося черным гранитным шаром. Памятник весь из путиловской плиты, вышиною в 2 сажени с полуаршином. На мраморной доске надпись золотыми буквами: «Петру Великому — отцу отечества в незабвенную признательность по усердию соорудили братья Спиридоновы».

Но, кроме памятника, с этою местностью связана легенда более раннего происхождения. Здесь, на этом урочище «Красные сосны», после одного сражения будто бы отдыхал вечный победитель русских, шведский полководец Делагарди. Крепкий сон посетил его, и когда он проснулся, то увидел, что на его шее выросла высокая красная сосна.

Призвал Делагарди на помощь злого духа Перкелл, тот помог освободиться полководцу от сосны, но Делагарди увидел в этом случае предсказание скорой смерти, собрал свое войско и ушел из русской земли и пропал без вести…

Немного ближе к Шлиссельбургу, за «Красными соснами», на той же Преображенской горе возвышается церковь во имя Преображения Господня. От этой церкви гора и получила свое название. При подошве горы, близ берега Невы, долгое время находилась могила скопческого Иоанна Предтечи Алексея Ивановича Шилова. Эта могила была местом паломничества скопцов и хлыстов, которые при посещении ее брали со дна могилы землю, почитаемую освященной…

От Преображенской горы, за последним поворотом Невы, видна уже поверхность Ладожского озера, и при выходе из него Невы виднеется на небольшом островке, вся беленькая, чистенькая, даже ярко блестящая в солнечный день Шлиссельбургская крепость. Когда впервые, с пароходной палубы, издали станут видны эти белые стены, не хочется верить, что это та знаменитая государева крепость, та политическая тюрьма, которая по справедливости зовется российской бастилией. Внешний вид вообще обманчив. Ведь недаром же над Петропавловской крепостью возвышается шпиль Петропавловской колокольни, увенчанный ангелом и крестом, эмблемою мира, покоя, совершенно не подходящей к той крепости, где был Алексеевский равелин, где и поднесь существует Трубецкой бастион. Так и внешний вид Шлиссельбургской твердыни совершенно не соответствует ее внутреннему содержанию.