Вячеслав Коротин - Попаданец со шпагой-2

А эти шпарили без перерыва, и, буквально на глазах, на поле предполагаемой битвы, вырастали укрепления.

Да, пионеры не ходят в лихие кавалерийские атаки, не пленяют вражеских офицеров и генералов, не стоят под огнём артиллерии смыкая разорванные ряды, не ходят в штыковую и не отражают атаки, не палят из пушек гранатами и не принимают врага на картечь... Но, когда необходимо, они работают так, как не представить ни залихватскому гусару, ни стойкому гренадёру, ни меткому артиллеристу. А, при необходимости, залезут в ледяную воду и будут под огнём неприятеля наводить мосты. Или наоборот — под тем же огнём мосты уничтожать... Я, кстати, именно с такой формулировкой «Георгия» получил: «За уничтожение моста под огнём неприятеля».

Однако у меня и своих проблем хватило: на почти одеревеневших ногах доставил Дохтурову карту минирования предполагаемого «поля брани», обсудил с генералом возможные нюансы. Дико хотелось пойти, и сразу брыкнуться на боковую — чёрта с два! Ещё необходимо распределить по «окопчикам» инициаторов заложенных фугасов — нечего им под лучами восходящего солнца до места добираться — заметят, вороги. Пересидят ребятки ночку в не самой удобной «спаленке», зато, в нужный момент, организуют те самые «сюрпрайзы», кои, по скромному разумению моему, вполне способны разрушить классические атаки этого чёртова корсиканца. И иже с ним.

Распорядился выдать на ночёвку «секретчикам» граммов по сто пятьдесят-двести водки. Ну и солонины с хлебом на закусь — за ночь не захмелеют, но хоть согреются...

До своей палатки шёл уже на автопилоте — глаза слипались на ходу. И отрубился мгновенно, продрых без всяких сновидений — труп-трупом, еле раздраил утром свои «иллюминаторы».

Седые туманы на рассвете при хорошей погоде — однозначный признак осени. Начинается сентябрь, а французы только подходят к Смоленску. Сорвали мы наполеоновский блицкриг, сорвали. В моей реальности Бородинская битва случилась в конце первой недели сентября, а тут только Смоленская начинается...

И, будем надеяться, накидаем мы по сусалам французам покруче, чем в реале, уж я постарался. Как ни странно, совершенно не было ощущения, что защищаю свой родной город. Не знаю почему, но не было — я чувствовал, что бьюсь за страну и только за страну...

Правда, когда пришло понимание этого момента, то разозлился я на себя здорово, а потом быстро перевёл градиент этой самой злости как раз на противника. Хотя что толку-то? Всё, что я мог сделать — сделал. Теперь оставалось только ждать результатов действия моих «подлянок» по войскам вторжения...

Дохтуров, видимо, как и Остерман-Толстой, в своё время, получил указания от Барклая беречь мою персону от «неизбежных в бою случайностей», поэтому моё место «по боевому расписанию» находилось на штабном холме.

Начала, традиционно, артиллерия. Как только разошёлся туман, сразу забабахали пушки и поплыли по небу гранаты, оставляя дымные хвосты.

Страшное дело быть в эти времена пехотинцем: раз уж твой полк выстроили на поле боя, то стой и жди. И не смей даже дёрнуться, когда видишь, что прямо в тебя летит выпущенный из вражеского орудия снаряд. Остаётся только молиться и надеяться, что доживёшь до момента, когда хоть что-то станет от тебя зависеть, когда перед тобой появится вражеский солдат, в которого можно хотя бы выстрелить, хотя бы наставить на него штык, а там посмотрим, чья возьмёт...

А пока стой и жди... Жутко. А ничего не поделаешь — эпоха такая. Если начать действовать по другому — мигом будет потеряно управление боем и поражение гарантировано.

Стой и жди!

Наконец часовая канонада несколько поутихла, и со стороны французов донеслись звуки барабанов. Понеслось!

Теперь было жутковато смотреть на наплывающие в сторону наших позиций разноцветные «стены». Неумолимо движущийся синий (красный, зелёный) строй казался неуничтожимым, на психику давило очень даже здорово. Даже мне, находящемуся в паре километров от непосредственной близости с врагом.

Хотя вскорости должен был наступить момент обратного «психологического давления». Я просто считал про себя секунды, видя, как французы приближаются к линии «Икс»...

Нате вам! Ух, как здорово получилось! Просто ядерный взрыв в миниатюре.

Пороховые заряды вышибли на свет божий три бочки со светлой нефтью, разметав и оболочку, и содержимое по окрестной атмосфере, а потом всё это мелкодисперсное горючее полыхнуло по всему объёму, что успело занять... Ух, зрелище! Пара десяток соток вокруг каждого из эпицентров пылала. Теперь пофантазируйте, наши «западные друзья», что было бы с вами, если бы я не предупредил своих ребят рвать заряды до того как вы подойдёте, а?

Сработало моё псих-оружие — здорово тормознули вражеские колонны. Минут пятнадцать-двадцать ушло у их офицеров, чтобы строй в порядок привести и заставить его двигаться дальше.

А наши пушкари в это время отнюдь не лентяйничали — продолжали сыпать гранатами по остановившимся французам, полякам и прочим голландцам с португальцами.

Ещё пять минут... Вторая серия: над полем выросли ещё два «гриба». Снова замешательство в стане неприятеля, которого теперь обстреляли ещё и наши егеря, благо дистанция уже позволяла проредить строй противника из штуцеров.

Но выстояли в очередной раз под ружейно-артиллерийским огнем, и пошли дальше. Невесело, подозреваю, пошли — весьма тускло ощущать, что сейчас может рвануть ещё раз, и забегаешь ты пылающим факелом по данному полю... Но двинулись. Уважаю. Действительно эти солдаты «достойны одержать победу», но я уже вовсю постарался, чтобы такового не произошло.

Хотя, моя роль в этом, совсем невелика — всё решит мужество русского солдата, как это и произошло за полтора века до моего рождения.

Шарахнули растяжки, установленные уже на ближних подступах к редутам — ещё несколько десятков оккупантов в минус. Почти всё, что я мог сделать, сработало. Ну что же, Дмитрий Сергеевич, ваша очередь — моими стараниями вычеркнуто из списков живущих и воюющих несколько сотен солдат противника. Остались ещё несколько фугасов-камнемётов, но это уже непринципиально.

— Капитан Демидов! — словно услышал мои мысли командир корпуса. — Подойдите, пожалуйста!

— Слушаю, ваше высокопревосходительство! — вытянулся я перед генералом.

— Оставьте, капитан, — махнул рукой Дохтуров. — Приношу вам благодарность от лица всего корпуса, и от себя лично: задержать на четверть часа под нашим огнём наступающего противника — дорогого стоит.

— Премного благодарен!

— Никогда такого не видел, — продолжал Дмитрий Сергеевич, — просто даже сочувствовать стал вражеским пехотинцам — такой ад перед ними открылся...