Вячеслав Алексеев - Стрелочники истории — 2

И Афанасьев начал рассказывать о своем путешествии. Главное, что по его мнению мешает Руси развиваться — это лествичное право

— Что это за зверь такой? — удивился Шибалин.

— Это бомба под преемственность, смена правил игры во время самой игры. Согласно законам Руси, при гибели прямого наследника все имущество переходит от старшего брата к младшему, даже если у наследника был сын. То есть, вот живет крестьянин, боярин, князь, в конце концов. У него есть пара-тройка, а то и десяток сыновей и несколько внуков. Но если до смерти деда умирает старший сын, то его сын — внук владельца имущества, считавшийся прямым наследником, становится изгоем. То есть, полностью изгоняется из цепочки наследников. Все права переходят к следующему живому сыну и его потомкам. Таким образом возникают сложные и запутанные схемы — кто должен владеть наследством. Потому и дерутся между собой — старшие племянники с младшими дядьями: князья за княжества, а крестьяне за корову. Вот было бы потомственное право — все имущество к старшему сыну и его прямым потомкам, и половину войн и конфликтов можно было бы прекратить.

— Так, займись! — воскликнул Шибалин.

Но Афанасьев посетовал, что такую задачу в одночасье не решить, потому пока будет заниматься приземленными вопросами: задумал он поставить несколько крупных ферм, отдав их под управление крепким хозяевам.

— Кулакам, что ли? — усмехнулся Шибалин.

— Нет, не кулакам. Именно хозяевам. Деревенский кулак — это тот, кто живет с перекупки продукции, с ростовщичества: я тебе весной мешок зерна дам, а ты осенью мне три отдашь. Тебе везти урожай на рынок некогда, я у тебя его тут куплю. А что цену небольшую предлагаю, так попробуй сам отвезти и сторговаться. Вот кто такой кулак. Я же говорю про крепких хозяев, которые сами работают и детей к тому же приучают. Богатеют за счет своего труда и природной сметки.

— Арсений Николаевич, я же не против. Сам понимаю, если бедняка на такое дело поставить — ничего путного не получится. Уж коли он собственное хозяйство не сумел поднять, то общественное тем более развалит. Даже не из-за воровства, а по скудоумию. Так что — делай. Кого скажешь, там цыплят, поросят, телят на развод — закупим. Опять же крупное хозяйство не в пример производительней, чем куча мелких собственников, значит колхоз. Единоличники никогда не смогут поставлять продукты в товарных количествах. От этого никуда не деться. А во главе, разумеется, нужен справный мужик, тут я согласен.

— Да, Валерий Петрович. Про колхозы я тоже думал, еще когда коллективизацию у нас проводили. Там, в Советском Союзе. Плевались крестьяне, но деваться некуда. Простой пример про единоличников: даже если земля общая и ее нельзя купить-продать, а можно лишь взять в аренду семье, тогда трактор — им не поднять, да он на тех кусках будет избыточен. Хорошо, село покупает трактор вскладчину, один на всех. Но тогда за него будет драка: кому пахать в удобное время, кому в неудобное, а кто вообще может пролететь со вспашкой. А ежели сделать поле общим и урожай — то не понятен смысл в арендной плате. Получится как пай в колхозе — вроде бы он есть, а душу не греет и ни чем не лучше соседского. А если поврозь, получится, что тот трактор будут разыгрывать, как на аукционе — кто больше предложит, тот и возьмет его в нужное время. Или еще хлеще: кулак монополизирует трактор в своих руках, и опять наступаем на понятие «рантье», живущего за счет кого-то, кто работает на общем тракторе. То есть, как ни крути, а обобществлять нужно все. Лично я ничего другого придумать не смог.

— Кстати, о кулаках и бедняках. У меня, пока тебя не было, другой вопрос появился. Фролов настаивает на создании коммунистической и комсомольской организации со всеми делами и атрибутами.

— Валерий Петрович, давно пора. Я тоже этот вопрос поднять хотел, да все дела не давали.

— Ага, дела… Скажи прямо, по партийному — боялся, зная наше отношение к КПСС, развалившей Советский Союз! Честно говоря, я не знаю — чем будет заниматься парторг. Взносы собирать? Политинформацию читать?

— Валерий Петрович, ты меня извини, я не знаю, чем занимался парторг в вашем 1993 году, но у нас в руководстве любого предприятия все роли были четко расписаны. Я свою промзону строю по такому же принципу — директор через свой аппарат управляет снабжением, производством, сбытом и стратегией развития. Качество продукта контролирует ОТК и отдел сбыта. Технические процессы — служба главного инженера, издержки и прибыльность — планово-экономический отдел и бухгалтерия. Профсоюз — надзирает за техникой безопасности и культурным отдыхом рабочих. Эта схема работает независимо от того капитализм во дворе, феодализм или социализм. У меня пока одна ниша не заполнена, одно звено — парторганизация, которая следит за отношением человека к своему делу и за лояльностью к руководству.

— Хитро завернул, в таком ракурсе я проблему не рассматривал. Ладно, нужно будет подумать, с людьми пообщаться. Хотя ты то у себя в княжестве давно мог бы парторганизацию создать. Это у нас тут, типа, казарменное поселение с атрибутами военного коммунизма, а у тебя — полная демократия в рамках феодальных законов. Да и мы, в принципе, не против партийности вообще, мы против диктата одной партии, подмявшей под себя чуждые ей функции.

Афанасьев вернулся к себе, вызвал на доклад своих командиров и управленцев промзоны: как тут без него все крутилось полмесяца. Неприятностей не ожидал, если бы что случилось — сообщили бы по рации, да и возвращался на ночевку часто. Первым, естественно, появился Анатолий Шумаков, ранее младший лейтенант НКГБ, а ныне начальник Службы Безопасности княжества. Шумаков, сразу после назначения, озаботился созданием сети информаторов — как внутри княжества, так и вовне. Основной контингент для вербовки — купцы, ибо с ними работать проще всего, ходят — где хотят, постоянно с разными людьми общаются, первыми новости узнают, главное же — платить им можно не деньгами, а льготами на продукцию промзоны. Помимо купцов, на службу безопасности согласились работать десяток нищих из Слободки и пяток разбойничков из кремлевских подвалов, эти, разумеется, «служили» за живые деньги и небольшой шантаж. Дескать, начнут «пургу гнать» — опять поднимут прикрытые до поры дела, по которым светит им иворская шахта лет на пять-семь. А если сбежать задумают, то подписанный договор озвучат их подельникам, оставшимся на воле. И вот тогда за жизнь агентов никто не даст и ломанного гроша. Впрочем, в дальнейшем из нищих Шумаков намеревался создать профессиональных «топтунов», то бишь, нормальную службу наружного наблюдения. И не только для себя, начальник княжеского УГРО — Олег Худяков тоже вербовал «шпиков», отдавая предпочтение коробейникам. Обе структуры, в случае необходимости, помогали друг другу, передавая смежникам своих людей.