Всеволод Крестовский - Торжество Ваала

— Да всякий, какого хошь, — нешто мало сво тут!

— Это, видите ли, — пояснил ей лесничий, — причина вся в том, что благодаря нынешним деревенским порядкам мужики потеряли всякий кредит. Им дают теперь лишь ростовщики на пять процентов в месяц, то есть чисто уже на кабалу! А ростовщики эти — разные Разуваевы с Колупаевыми, даже из интеллигентных, да евреи из отставных барабанщиков, или фельдшера там, писаря, приказчики хлебные и тому подобная жидова.

— Но неужели и здесь есть евреи? — непритворно удивилась Тамара.

— А вы думаете нет?! — в свою очередь удивленно спросил лесничий!

— Да, но как же тогда черта-то оседлости? — возразила она. — Ведь существует же такая черта, я слыхала, — как же это?

— Ну что ж, черта чертой, а еврейский наплыв — наплывом/Конечно, — продолжал он, — большая часть из них формально не имеет ни малейшего права на жительство в здешних местах, но ничего, живут себе припеваючи, благо полиция смотрит сквозь пальцы.

— А в земстве-то разве мало их! — напомнил капитан- лейтенант. — Посчитайте-ка: инспектор технологии Коган, инспектор сыроварения Миквиц, инспектор лесоводства Лифшиц, земский дорожный мастер Шапир. земский врач Гольдштейн, провизор земской аптеки Гюнцоург, а фельдшеров-то сколько — страсть!.. Да даже в волостных писарях сидит еврейчик Кауфман! — Что твоя Минская губерния!

— Но кто же их насажал сюда столько? — спросила, все более удивляясь, Тамара. — Мало ли тут!.. Один Агрономский, по своей протекции, скольких провел!

— Да и кроме Агрономского, — заметил отец Макарий. — Земство в нашем уезде, изволите видеть, считается либеральным, — обратился он к Тамаре, — ну, а в программу либерализма, это уж как хотите, а юдофильство входит обязательно.

Тамара почувствовала себя несколько неловко при этом обороте общего разговора, неосторожно вызванного, к ее сожалению и досаде, ей же самой. Почем знать, может быть, в глазах всех этих господ, и она такая же жидовка, как все эти Коганы и Миквицы; может быть, они думают, что и ее прислали сюда тоже по протекции какого-нибудь земского юдофила. Положим, если они думают так, то очень ошибаются, потому что теперь она скорее даже против жидов, чем симпатизирует им по крови; но все-таки ей оттого не легче, если эти господа заблуждаются на ее счет. Не пойдет же она ни с того ни с сего разуверять их, — нет, мол, я не такая, как вы думаете!.. Но как бы то ни было, а только она никак не ожидала, чтобы в Бабьегонском уезде, в глубине одной из центральных великорусских губерний, могло вдруг найтись столько евреев. Это открытие поразило ее крайне неприятно. Неужели и здесь не суждено ей от них избавиться! Она знала, что такое еврейская кагальная солидарность, и знала, как относятся евреи вообще к своим ренегатам, а потому с полным основанием могла опасаться с их стороны всяких для себя клевет, подвохов и подкопов под свою жизнь, под свой кусок хлеба и под доброе имя. Впрочем, никто, как Бог! Узнают ее покороче, тогда и взгляд на нее переменят, будут глядеть как на свою, на русскую, и не дадут в обиду. Значат же, наконец, что-нибудь русские в России!.. Да может быть, эти господа и теперь не глядят на нее как на «жидовку»… Может быть, это одно се воображение и собственная, чересчур уж чуткая, мнительность. Во всяком случае, все они знают, что она христианка и притом православная. Но дальнейший разговор о евреях в земстве был все-таки ей неприятен, и потому она поспешила переменить эту, неудобную для себя, тему, ухватившись, впрочем, за то же самое земство. Обратясь к лесничему, который, за последнюю свою поездку в Бабьегонск, несколько раз присутствовал на заседаниях земского уездного собрания, она выразила сожаление, что ей за спехом ни разу не удалось побывать там. — так торопили ее в управе с отъездом в Горелово! — а между тем ей так хотелось хоть раз заглянуть в заседание, чтоб иметь понятие о том, что это такое.

— Занимательного для постороннего человека мало, — отвечал ей тот, — да вам и не понравилось бы.

Тамара поинтересовалась узнать, почему он так думает, что не понравилось бы?

— Да чему там нравиться, особенно молодой девушке, как вы! — пожал лесничий плечами. — Ну, представьте себе большую комнату, вроде залы, с голыми стенами; в задней половине длинный стол под зеленым сукном, за столом — «интеллигентная» часть гласных, а позади них, на скамейках, — гласные от крестьян, больше все из волостных старшин, да частью из писарей и старост, — словом, все люд подначальный непременному члену, который и командует им по своему усмотрению, распоряжаясь за кулисами всеми этими крестьянскими голосами.

— Ну, а в другой половине залы? — спросила Тамара.

— А в другой публика: служащие в земстве, несколько любителей и любительниц «прений», в особенности стриженые барышни, — одна барышня интересуется такимгто хлестким оратором, другая таким-то, похлестче, — затем, несколько молодых «интеллигентов» из недоучившихся «учащихся», несколько «поднадзорных» и непременный корреспондент-обыватель. Впрочем, публики вообще немного, но атмосфера невозможная, потому что все это заседает и постоянно пыхтит папиросами, так что даже неисходная пелена дыма стоит в комнате. Курят все: и гласные, и публика, и барышни, и даже сторожа с рассыльными, а от крестьян распространяется, сверх того, букет сивухи. Пока интеллигенты «дебатируют» или грызутся с «меньшинством», гласные от крестьян только потеют да икают, а больше все дремлют себе, с носовым присвистом, самым оезмятежным образом, и просыпаются только тогда, как приходит время баллотировать какой-либо вопрос, — ну. тут уж они, как бараны, только и глядят все на непременного: подымется непременный с места, — подымаются враз и они, сидит он — сидят и они, как пришитые, станет непременный с правой стороны баллотировочного яшика, — значит, надо класть направо, станет с левой, — вали налево! Таким образом и получается «большинство». Механика самая нехитрая!

— И… и только? — удивилась Тамара.

— Да, и только, если не считать иногда скандалов и мордобитий, но это уже дело семейное: милые дерутся…

— А слышно было, и нонешнее собрание тоже чуть было не сокрушилось, — сообщил Иван Лобан всему обществу, что ж, дело заобычное! — нисколько не удивясь, заметили крестьяне.

Тамара, не совсем уяснив себе последнее выражение Лобана, спросила у лесничего, что это значит «сокрушилось», — передралось, что ли?

— Нет, — засмеялся тот, — чуть было не состоялось, значит, за неприбытием законного числа гласных.

— Ведь эти земские собрания у нас то и дело крушатся, — пояснил ей отец Никандр, — то большинство не признает прав нескольких неугодных ему гласных, то вдруг гласные не прибудут, или сбегут куда-то, или разъедутся прежде времени, то одна «партия» явится в собрание в пьяном виде и с треском разнесет в зале все стулья и столы, так что трезвым давай Бог только ноги! — то вдруг председатель заартачится, председательствовать не захочет, или ни один из гласных не пожелает принимать на себя секретарских обязанностей… И все это якобы из-за «политической борьбы», а в сущности, из личных дрязг и пререканий.