Всеволод Крестовский - Торжество Ваала

Так уж ли безусловно не прав Агрономский, как кажется отцу Макарию, а вслед за отцом Макарием, и ей самой казалось?.. Не ведет ли она свою школу, и в самом деле, чересчур уж консервативным, даже ретроградным путем?.. Может оыть, такое направление вовсе даже не в видах правительства?.. Может быть, правительство само желает посредством школы пересоздать и исподволь перевести народ на новую дорогу, воспитать в нем чувство гражданственности и воошцс прогрессивные чувства и мысли, чтобы дать ему конституцию:.. Может быть, все это именно так и надо, как советует Агрономский, а она только мешает делу своим непониманием? Вероятно, так. Да если бы было иначе, разве правительство терпело бы таких попечителей и такие училищные советы?! Разве в его руках нет власти и средств изменить все это, если б оно захотело?

Но отец Макарий не соглашался с нею и, разгорячившись в споре, обозвал всех этих Агрономских и тому подобных Тушинскими ворами.

— Они вам прикинутся всем, чем хочешь, — говорил он, — всякую шкуру на себя наденут, чтобы легче было пакостить исподтишка, если где нельзя пока явно… Слушать их советов, так это себе же на гибель. Из-за таких-то советов сколько уже погибло вашего брата, народных учителей и учительниц: кого в каземат засадили, кого в нс столь отдаленные отправили, кого под надзор, а господа Агрономскис, между тем, — посмотритс-ка, — сидят себе на местах да благоденствуют! Муть эта им на руку, потому рыбу в ней ловить куда способнее!..

Старик, увлекшись спором и опровергая доводы Тамары, которую от души было ему жалко, говорил с полной искренностью и глубокой верой в то, что говорит и что составляло для него результат долгой житейской опытности. Горячая любовь к России, такой, какой создала ее история, сочувствие к народу вместе с пониманием всех его недостатков и строгое уважение к извечным, заветным идеалам этого народа — одушевляли сегодня его речи и доводы, так что Тамара только дивовалась на него: ни разу еще не видала она его столь затронутым за живое, столь горячо убежденным и даже красноречивым по-свосму. — Откуда только что бралось у этого старика, всегда столь тихого, благодушно спокойного и скромного!.. И слушая его она опять, невольным образом поддавалась его доводам, чувствуя в них какую-то внутреннюю, хотя, может быть, и не совсем еще ею усвоенную, правду, относительно того, что нужно народу и чего этот народ хочет. Ес сомнения, одно за другим, начинали падать, и в колеблющейся душе опять возрождалась решимость идти своим путем в деле народной школы, как шла доселе. Но как же быть тогда с Агрономским? Ведь он уже сегодня достаточно ясно дал понять ей, что не потерпит уклонения от своих требований, которые, по его словам, в то же время и требования земства. Что ж тут делать? Уйти, отказаться от места? — Хорошо, но чем же она в таком случае будет существовать? Где и когда- то еще найдет себе какое-нибудь занятие? А ведь ей жить надо, ей нужен хлеб насущный… Ведь если се прогонят отсюда, с этого места, то это раздавит ее, как червяка какого, и кто же после того в земстве даст ей приют и должность?.. Последовать программе Агрономского — это, по словам отца Макария, значит развращать мальчиков, делать из них ни то, ни се, людей от одного берега отставших, к другому не приставших, да еще, кроме того, насильственно прививать им злобу к существующему порядку, благодаря которой выйдут ли из них революционеры на западный манер — еще не известно, но что из многих выйдут формальные бездельники и негодяи, в тягость себе и своим сельским обществам, — это наверное. Поэтому последовать безусловно советам Агрономского, в особенности теперь, после такой беседы с отцом Макарием, ей претило какое-то внутреннее чувство, совесть не позволяла. А идти путем, на который указывает отец Макарий, — это равносильно лишению места. Как же тут быть и что делать?

— Помирить одно с другим, — полушутя, полусерьезно посоветовал молодой батюшка.

Девушка вскинула на него взгляд, полный недоумения и упрека. — Как кому, а ей теперь совсем не до шуток!

— Да нет, в самом деле, — продолжал он, поясняя свою мысль. — Что ж тут остается иначе?.. Крестьяне желают церковного пения, а земские педагоги — побасок. Ну, что ж, присоедините к вашему пению несколько хороших народных песен, несколько подходящих стихотворений Пушкина, Лермонтова, басен Крылова, — худа в том не будет никакого, и сказать вам против этого никто ничего не посмеет.

— Да я и сама думала делать то же, — заметила Тамара.

— А думали, тем лучше! — Значит, и делайте!.. Или вот тоже, — продолжал отец Никандр. — Крестьяне желают, чтоб учили церковно-славянскому чтению, а педагогам оно не по нутру. Хорошо-с: у меня вот есть «Слово о полку Игоря» славянским шрифтом, — воспользуемтесь на первый случай хотя бы им и станем читать в классе, чередуясь с Минеями, — все же упражнение, практика! — и опять-таки никто придраться не может, а Агрономскому, между тем, глотку заткнете, лишив его права кричать, что вы ему чересчур уже церковите школу. — Нет, мол, врешь, сударь, у нас и то и другое равномерно!.. А затем, держитесь во всем остальном только одобренных учебников да рекомендованных «книг для классного чтения», без всяких особенных комментариев, вот и только.

— Да, легко сказать!.. А если он этих-то комментариев и требует? — возразила Тамара. — Он, послушайте-ка, что говорит: самую невиннейшую вещь, говорит, можно объяснить по-своему, в известном смысле; это, говорит, зависит только от находчивости и остроумия преподавателя.

— Ну, что ж делать, «извините, мол, господин Агрономский, если я не настолько остроумна и находчива, как бы вам хотелось!» — входя в роль учительницы, поклонился с разводом рук отец Никандр пред воображаемым попечителем. — «Но я, мол, от данной мне программы не отступаю и преподаю по книжкам, присланным управой и рекомендованным самим же вашим Советом». Может быть, он и будет морщиться, но сделать вам за это ничего не посмеет, и носа под вас не подточит.

— Да, пожалуй, что вы и правы, — подумав, согласилась с ним девушка. — Но все-таки, вечно балансировать на таком канате и жить под страхом, что не сегодня-завтра тебя прогонят, что ты всецело зависишь от чьего-то там каприза, — это слишком тяжело, это ужасно!..

— Позвольте, — перебил ее отец Никандр. — А госпожа- то Миропольцева на что?!.. Ведь вы говорите, он вам дважды сам поминал ее сегодня: ею начал, ею и кончил.

— Да, но что ж из этого? Жаловаться ей я не стану, да она мне и не поможет, — спасибо и за то, что походатайствовала, на место определила.

— Во-во-вот оно-то и есть! — весело воскликнул отец Никандр. — Это главное, что определила, в этом-то и вся сила ваша! А жаловаться ей вовсе вам не нужно, — зачем!? — Да и ей помогать вам больше не потребуется.