Почему я ненавижу фанфики (СИ)

Обедом. Обедом она угостит.

Я физически почувствовал, как внутри подожгло какой-то неведомый дремучий фитиль. Этот фитиль кончался чем-то ужасным — не динамитом даже, а субстанцией самой сингулярности, блин, черной дырой в виде взрывчатого вещества.

Но я ещё не понимал, что со мной такое, а потому взял бумажку и отмахнулся, мол, не надо мне ничего. Когда девушка — худенькая, с обалдеть какой классной задницей, скрылась в аудитории, я развернул листочек.

Её звали Вика.

Латте потерял свой вкус, и я пил эту странную субстанцию через силу, словно болотную воду. Мне в последнее время довольно часто лезло в голову всякое, поэтому я легко представил Даню с этой Викой — в фантазии он грел её ладони в своих карманах, зацеловывал щеки, прыгал с ней через лужи и, хохоча, обнимал за талию двумя руками.

Я видел его абсолютно счастливым, а у самого перед глазами чернело. Место тоскливого рака занял ползучий, уродливый слизняк, трущийся о потрепанное клешнями нутро ледяной скользкой ногой.

Когда Данька появился, я был близок к взрыву. Бумажка жгла мне задний карман, перед глазами плыло, и я даже не заметил, что надо мной никто не подшучивал, по крайней мере так агрессивно, как раньше.

— Привет, Блэкджек! — заулыбался Новиков, но очень быстро стух, присмотревшись повнимательнее. — Ты с отцом так и не помирился?

— Помирился.

Забавность была вот в чем — я понимал, что расслаивался на глазах, но не понимал, насколько это влияет на моё поведение. Постепенно доходило, что я просто никогда по-настоящему не ревновал, а теперь вкусил это чувство в полной мере, во всей силе. Если объединить это с патологической привычкой накручивать, то странно, что я ещё мог более-менее спокойно говорить.

— Тебе передали, — я дал ему бумажку. Данька с любопытством развернул её. Глаза скользнули по тексту.

Я же в этот момент на полном серьезе решил, что всё. Пиздец. Поиграли и хватит. Мне не тягаться с такой вот Викой. Нечего предложить. Классной округленькой задницы нет, сисек нет, зато есть комплексы и скрипучий характер.

Звонок уже был, а препод отсутствовал. Я сел, чиркнул ручкой в тетради и обнаружив, что кончилась паста, едва не выкинул её нах в окно вместе с конспектом, партой и собой.

— Ты чего такой дерганный, Кость? — тихо спросил Новиков.

— Ничего.

— Ну, не морозь меня. Я виноват?

— Эта девчонка, — я кивнул на бумажку, которую он придавил своим смартфоном. — Очень симпатичная.

Меня куда-то потянуло. Оказалось, это Данька тащит меня за ухо. Я слегка упирался и рисковал вывихнуть хрящик, поэтому скоро меня тащили уже за руку.

— Что такое? — поинтересовался Новиков, когда мы оказались в туалете, в компании отражений и журчащих толканов.

— Не знаю, — честно ответил я, чувствуя, что фитиль заканчивается.

Новиков помолчал, а потом вдруг ошеломленно выдавил:

— Ты что… ревнуешь?

Ну, в общем, всё. Конец. Огонёк погас, добравшись до заветного взрывного состава.

— Всё это выносит мне мозг! — взвыл я, начав наворачивать странные траектории по комнате раздумий и переговоров. — Ты выносишь мне мозг, понял?!

— Было бы что выносить, — отбивался Данька, наблюдая за тем, как я мечусь туда-сюда, едва не выдирая волосы из головы.

— А-ха-ха, — ядовито откликнулся я. — Смешно! Я не знаю, почему об этом думаю!

— Ты собственник потому что. Ещё хуже, чем Рита. Вон оно как, оказывается.

— Да заткнись ты!

Он перехватил меня на траектории к умывальникам и обнял, как дети обнимают плюшевого медведя, крепко-крепко. Правда, у плюшевых медведей был мягкий наполнитель, а у меня — кости, которые чуть не затрещали от таких ласк.

— Ну всё, всё. Тихо.

Я взбрыкнул пару раз для приличия и сдался, уткнувшись в его шею. Пахло этими дурацкими мужскими шампунями для привлечения самочек и Данькой.

— Сука, — обиженно выдохнул я.

— Т-с-с-с. Злой, очень злой Костенька. Давай, дыши глубже, вдох-выдох…

Он вздрогнул, почувствовав моё дыхание на своей коже. Но не отпустил.

— Ты мне, кажется, ребра сломал.

— А у змей они есть?

— Пошел на хуй.

Какое-то время мы молчали, медленно приходя в себя. Взрыв был погашен, и я чувствовал опустошение и ликование. Но меня накрывал чертов стыд.

— Я… ты уж прости, но я так рад… — пробормотал Данька. — Я ещё не видел тебя таким. Не распознал. Ты всегда такой ревнивый?

— Я думал, что я не ревнивый вообще…

— Интересно, это лечится? Ну там… терапия какая-нибудь.

Выкрутившись из его рук, я подошел к умывальнику и плеснул в лицо прохладной воды.

— Это лечится отношениями, Даня. Нормальными отношениями. С цветами-конфетами-кино и официальным согласием встречаться.

— А схема крыша-квартира-пиво подойдет? И неофициальное согласие?

— Согласие?

— Согласие.

— Уверен?

— Уверен. Я из-за тебя нихрена не спал и проебал первую пару.

— Отличный повод, — похвалил я. — Любовь — это когда ты проебываешь из-за него первую пару…

— Любовь? — осторожно спросил он.

— Кто б знал. Всё. Я иссяк, так что съебись в горизонт и не попадайся мне на глаза.

Пришлось ещё раз плеснуть на себя холодной водой, чтобы охладить щеки. Жаль, не помогло.

— А как долго не попадаться?

— До завтра.

Тихо посмеиваясь, Данька ушел. И даже внял просьбе, пересев ближе к окну и на парту назад. Типа, если мне вдруг захочется полюбоваться его цветущей физиономией, придется развернуться.

Короче говоря, в понедельник я узнал, что такое ревность.

В среду шанс понять меня предоставился Новикову.

На обеде, пока Данька стоял в очереди, ко мне подсел Никита. С легкой едкой улыбкой, в темно-красной толстовке, легкий на помине и неизменно мерзковатый.

— Проблем стало меньше? — без приветствий поинтересовался он.

— Прогресс определенно есть, — кивнул я. — Что ты сделал?

— У меня много знакомых. За выходные убедил народ, что ты стал жертвой глупого розыгрыша, — темные глаза мерцали задорным злым весельем. — Если через неделю тебя не будут донимать, выполнишь мою просьбу?

— Чего ты хочешь?

— Хочу, чтобы ты после выходных поговорил с одним парнем. Точнее передал ему кое-что.

— Что?

— Мою угрозу. Он в последнее время частенько переходит мне дорогу и пытается убедить дипломников в том, что обращаться ко мне — гиблое дело. А я головой отвечаю за качество своего товара.

— Почему не сам?

— Он не знает меня в лицо. Будет лучше, если так и останется.

— И что ему надо передать?

Никита встал, сжал моё плечо и низко наклонившись, прошептал на ухо:

— Если он будет болтать лишнего, диплом не защитит. Мне хватит одного звонка, так что пусть молчит в тряпочку.

— Ты что, сын ректора? — поинтересовался я, неприязненно поморщившись. Никита это заметил и усмехнулся — я не видел его лица, но услышал язвительный смешок.