Почему я ненавижу фанфики (СИ)

— Тебе за это плюс в стипендию пообещали? — Новиков нахмурился, забрав куртку из рук гардеробщицы. Полноватая хмурая Ильишна покосилась на нас с привычным презрением и уплыла за ширму, дочитывать главу бульварного романа.

— Угу, но ты же понимаешь, что добровольно-принудительно. Там Ректор был…

— Ох, Блэкджек, ты вроде хитрый, но иногда святая простота. Подождать тебя?

— Это же концерт для преподов, он часа на два, — я фыркнул. — Обычное дерьмо, что может случиться?

Даня нацепил куртку и сдержанно улыбнулся уголками губ. Пожав мою руку, мимолетно огладил кончики пальцев. Так быстро, что никто ничего не заметил бы, даже если бы смотрел на нас в огромную подзорную трубу.

— Напиши, как освободишься.

— Хорошо.

Возле актового зала меня поджидала стайка профкомовских пираний. И каково было моё удивление, когда среди них оказался Соломонов — неизменно огромный, но приодетый по фейсконтролю, в черную рубашку и брюки. Выглядело это скорее устрашающе, чем стильно, но не мне давать ему оценку, не Модный приговор же.

Рядом терся Игнатьев:

— О, вас-то мы и ждем, — он усмехнулся, подтолкнув меня к «черному» входу в зал. И обратился к Володару, волочащему своё злобное существование неподалёку. От одного его взгляда моя кожа скуксилась в гусиную.

— Что-то ты помрачнел. Знаете друг друга?

— Немного… — проблеял я, ныряя в закулисье. Отсюда шла лестница на следующий этаж, где, собственно, и пылилось всё дорогостоящее оборудование.

— Дарик недавно стал заведующим спортивной ячейки, — шелестел Игнатьев за моей спиной, наблюдая, как я располагаюсь в кресле. — Надеюсь, вы поладите.

— Артём, я здесь только в этот раз, — тоном, не терпящим сладких предложений, сказал я. — Мне эта вся хрень даром не сдалась. Я помогаю только потому, что ты мой одногруппник.

— Дай нам всем немного времени, — одарив меня дипломатичной улыбкой, сказал Игнатьев. — Будь внимателен, сегодня там всё наше руководство. Начнем через десять минут.

Я покосился на место звуковика и вздохнул.

Мероприятие прошло без сюрпризов. Ничего сложного — я действовал по инструкции, не создавал пауз. И на протяжении полутора часов тихо злился на себя за то, что не смог отказаться.

Но это ещё ничего. Самое интересное началось немного позже.

Оказалось, что Артёмка в концерте не участвует. Оказалось, что за ответственного остался Володар и плохое предчувствие едва не забило мне эфир, стоило зайти в кабинет, чтобы сдать ключи от операторной.

— Задержись-ка на минутку, — сказал Соломонов, прижав мою руку с ключами к столу. — Думаешь, пронесло?

— Послушай… — мирно начал я. — Откуда столько злобы?

— Сапёр меня подставил, и я вытащу из тебя его адрес и полное имя любым способом. На этот раз твой рыцарь и пальцем пошевелить не успеет.

— Я ничего о Сапёре не знаю.

Хватка усилилась, и я скривился от боли. Силы Володару было не занимать — я мог бы справиться, только если бы выкрутился и убежал без оглядки.

— А узнать придется. Ты — моя единственная ниточка и я не собираюсь её упускать.

До меня, наконец, дошло, почему козлом отпущения стал именно я. Володар на проверку оказался не совсем уж пеньковым детиной — он просёк, что я говорю правду, а значит, нас с Сапёром связывали только временно-деловые отношения. Следовательно, впрягаться за мою тушку пирсингованный не станет. А ещё я никак не связан с профкомом и с самим Соломоновым, что делает меня идеальным доносчиком-крысой.

От одной мысли, что за на первый взгляд простейшей ситуацией постепенно вырисовывалась схема, стало жутко. Тем более, мне в ней отводилась крайне неприятная роль.

Я вырвался, но только потому, что Володар позволил. Кинул ключи на стол, пошел к двери, чувствуя, что одними разговорами адекватного отношения не добиться — следовало сейчас же доложиться деканату и свалить на недельку в тень.

Но и тут Соломонов обошел меня на шаг. За дверью поджидали его дружки, притом не те, что прижали нас в переулке, а этаж, как по плану, зиял девственной пустотой. Пары закончились, и преподаватели с концерта рассосались по кафедрам, чтобы слегка накатить чего-нибудь алкогольного.

Накатить пришлось и мне, правда, не по своей воле. Один из парней прижал меня к стене, другой — втолкнул в рот горлышко бутылки. Я закашлялся, скорее от неожиданности глотнув жидкость, и почему-то подумал о камерах, здесь же были камеры…

Внезапно кто-то огромный стер тяжелой горячей ладонью всё: мои мысли, тревоги, страхи. Я бултыхнулся в желейную разноцветную муть, бессмысленно разводя руками перед собой и натыкаясь на чьи-то конечности и тела. В памяти всплыло самое неприятное воспоминание за последние годы жизни — как-то раз, на студенческой вечеринке, я соблазнился и попробовал экстази.

Всё ещё работающей частью разума я понимал, что в пойле было что-то похожее, наркотик из тех, которыми опаивают дурочек на дискотеках, чтобы беспрепятственно затащить в постель или упереть из-под напудренного носа новенький айфон.

Ещё я знал, что меня притащили в заброшенное помещение — в нос ударил запах размокшей известки, и на ум пришла семьсот пятнадцатая. Притащили и сбросили мертвым грузом на скрипучий прогнивший стол.

Сознание прояснилось. Я начал улавливать смысл в диалоге этих двоих, хотя всё так же совершенно не мог сопротивляться.

— С чего начать-то?

— Дарик сказал, надо позорное видео. Чтоб его было чем подстегнуть.

— Он видел наши лица?

— Да пофиг, завтра нихуя не вспомнит. Нитро — забористая вещь. Сколько подсыпал — мимо проходят в коридорах и не узнают.

— Как же бесит смазливая рожа…

Я почувствовал приливчик сил. Слабый, скромный, буквально кот наплакал — но всё-таки. Ещё в тот раз удалось узнать, что мой организм неплохо справляется с колёсами и очень скоро средней дозы будет маловато.

Весь ресурс приливчика я растратил на почти бессмысленный рывок из-под прижимающей к столу ладони. Результата не добился, но был горд и доволен — не совсем сопля…

— Гляди, ещё и вертится, падла. Ему мало, что ли?

— Так плесни ещё, хули.

Я протестующе замычал. Голосовые связки, как и остальные мышцы, контролю не поддавались. Подумал вдруг — хорошо, что эта дрянь глушит почти все эмоции. Хоть ничего не почувствую.

— Я слышал, он педик, — едко бросил тот, что стоял рядом, и оказалось, что я поторопился с выводами. Тело бросило в ледяной пот, подмороженное химией сердце тяжело ухнуло в груди. — Как мы с педиками поступаем?

— Чистим мозги? — гаркнул тот, что давил мне на грудную клетку. Боль пришла не сразу — очень медленно, заторможено обдала живот тупой волной, затем потянула шею и вспыхнула где-то на уровне ключиц. Я не понимал, что со мной делают — избивают или режут, потому что явно ощущал только одно, что мне край как херово.