Почему я ненавижу фанфики (СИ)

— Выспался?

— Да. Жаль ты смылся, — лукавые янтарные искры в глазах оживили сонную физиономию. — Хотелось понежиться.

— Мне сегодня не спалось, — признался я.

Дело в том, что я нервничал. Я всегда нервничал, когда хотел донести до Новикова какую-нибудь мысль. Особенно если мысль касалась интима…

Мы полтора месяца жили вместе. Это время иначе, как тотальное притирище не назовешь, но бытовые проблемы не так трепали нам обоим нервы, как невозможность и неспособность организовать жизнь при постоянном присутствии друг друга. Нам было непривычно и странно просыпаться вместе, журчать по очереди, умываться, принимать душ, делить полотенце, собираться в универ и завтракать. Для устаканивания всякого требовалось терпение, тем более Данька страшно привык жить один. Иной раз он шарахался от меня в коридоре или вздрагивал, когда я начинал вошкаться ночью. И хотя мы оба были по уши счастливы, пусть в небольшой съемной квартире, и с храпящей на все девять этажей Ритусей под боком, решение всех этих маленьких проблем занимало всё свободное время.

Как итог — я маялся. Это стало чуть ли не моим любимым развлечением после возни с конспектами — и с Данькиными, и с моими. По какой-то причине, после сдачи сессии я взял на себя всю ответственность за наше обучение.

— Почему? — спросил Данька.

— Я читал про гейский секс, — без увиливаний ответил я, даже не пытаясь скрыть румянец на лице. Мне было необходимо это сказать, и необходимо донести терзания до Новикова. Остальное не так уж важно.

Ритуся дожрала котлеты и, обдав нас обоих презрительным взглядом, исчезла в коридоре. Данька прикрыл за ней дверь.

— Тебя что-то тревожит? — после небольшой паузы спросил он. Я сразу учуял переключение настроения. С ленивого спокойствия на цепкую внимательность.

— Ну… — уткнувшись взглядом в узоры на обоях, я понял, что каши со мной не сваришь. Язык признаваться не хотел, видимо, типун-таки его настиг, а мозг вовсю сигнализировал о том, что адекватно воспринимать такие разговоры организм ещё не способен. Значит, следовало идти проторенным путём и выкручиваться с помощью клоунады. Она, благо, являлась основой нашей бытовухи и выручала в любой непонятной ситуации. — Про правила читал. Ты знал, что есть правила?

— Ну, допустим, знал, — улыбнулся Данька, сёрпая чаем. — Только мы с тобой пидорами раньше не были и к нам некоторые из них применять нельзя. Мой вопрос ещё актуален — тебя что-то тревожит?

— Яискалкакправильнобытьснизу, — выпалил я на выдохе и уронил голову на стол. Лицо горело так, что на нём можно было жарить бекон. Нет, бесполезно. Всё со мной ясно.

— Ты опять заморачиваешься, — Данька положил руку на мою макушку и, ласково пропустив волосы сквозь пальцы, слегка потрепал. — Вот ведь человек — только дай повод. У нас всё хорошо. Я ведь говорил, не паникуй на ровном месте.

Да, я опять заморачивался. На самом деле я прекрасно осознавал, что совместная дрочка — это отличный вариант для постоянных отношений, но мне хотелось… Короче, если уж начал быть геем, будь достойным геем, сука.

Со странным звуком отлепив лоб от клеенки с плывущими по саванне жирафами, я потянулся и поцеловал Даньку. Медленно переместился так, чтобы было удобно облокотиться и придавить его собой. Данька отвечал на поцелуй со всей пылкостью, но обнимал аккуратно, как будто я в любой момент мог передумать.

— В тот раз… — прошептал я, ткнувшись носом ему в ухо. — Я был не очень.

— Ты был очень, идиот, — отозвался Новиков, усаживая меня сверху. Я радостно прилип, наслаждаясь теплом его кожи — Данька в любых условиях был горячим, словно печка, даже если в квартире гулял сквозняк. Мне вот, например, приходилось заворачиваться в десять слоев одежды. — Ты был очень и всегда будешь для меня очень.

— Ты не понимаешь, — проигнорив его успокоительные речи, продолжил ворчать я. — Мне интересно…

— Ну, хорошо, — видимо, чтобы хоть как-то меня успокоить, сказал Даня. — У меня есть одна… м-м-м… фантазия, но, возможно, она тебе не понравится.

— М?

Мозг уже слегка подтаял, поэтому думать и сравнивать становилось трудновато. Я чувствовал, что успешно развожу Новикова на близость, которой мне немного не хватало — на чувственную и полноценную. Не знаю почему, но дрочилово в этом плане воспринималось намного проще. Что-то вроде «давай сделаем друг другу приятно, дружище».

— Я хочу сзади, — жарко прошептал он, и от одного только тона кинуло в жар. — Тебя. В позе сзади. Оскорбишься?

— Догги? — догадался я, исходя румянцем. Данька запустил ладони под мою футболку, тронул спину, погладил, изучающе и с наслаждением. Кожа тут же пошла мурашками.

Он с каким-то фанатичным рвением изучил моё тело и с точностью до миллиметра знал чувствительные местечки, точки, которые превращают Вредного Костяна в шелковое облако, готовое на всё и вся. Еби-не-хочу. И хотя никогда не упускал возможности жать на слабости, до сих пор не злоупотреблял ими. Это казалось мне странным.

Что касается обратного, то дело обстояло попроще. Данька был чувствительный весь целиком, начиная с души заканчивая мизинцем левой ноги. Его можно было порадовать поглаживаниями, поцелуями в затылок, шлепками по заднице, да вообще чем угодно. Любым вниманием.

Порой мне становилось больно думать, что он к такому не привык. Все его отношения длились недолго, потому что он влюблялся очень редко, но, как показала практика, метко. В тех, с кем быть невозможно. Это со мной — уникальный случай, а-ля финт ушами.

Поэтому он тупо реагировал на всё, слегка сбитый с толку тем, что в отношениях есть полноценная отдача.

— Мне кажется, ты настроен на серьезный трах, — хрипло сказал Данька. — Или просто хочешь меня за что-то проучить?

— Догги так догги, — икнул я, пока не понимая, почему он считает, что я могу оскорбиться.

Прозрение нагрянуло позже — когда Данька, спихнув меня с себя, поднялся. Когда прижал грудью к столу, надавил на спину так сильно, что стало трудно дышать. И укусил за плечо, словно какую-то… шалавёнку? Было странно. Очень странно, но интересно.

По необъяснимым причинам меня вновь контузило. Я пытался думать о том, что вычитал, и о тех вещах, в которых хотел разобраться, но Данька всегда мешал моим попыткам думать. Всегда и везде.

Так он и сказал, после похода за резинкой и смазкой:

— Ты слишком много думаешь.

Когда он накинулся на моё тело с новыми силами, я понял что в чертовом догги было не так — полное отсутствие возможности что-то контролировать. Я был под ним, в его власти, полностью «снизу» и это… могло не на шутку потрепать нервы, если бы рядом оказался кто-то другой.

Представить себе такое было трудно, но я почему-то попробовал — допустим, не он. Допустим, я в самом деле трахаюсь с парнями по выходным чисто ради удовольствия.