Борис Мир - Данэя (СИ)

Ни один мужчина не соглашался стать отцом ребенка. Я пошла на хитрость, как это ни было противно: сплела пальцы не с одним, чтобы никто из них не мог винить наверняка именно себя в моей беременности.

Прекратила применять противозачаточные средства, но долго ничего не получалось. Это приводило меня в отчаяние.

И всё-таки я забеременела. Знаешь, трудно передать всё, что я почувствовала, узнав, что во мне появился он – мой ребенок. Но ты-то поймешь: ты одна. Ты помнишь – свою первую беременность?

– Конечно! Всё сразу: и волнение, и радостное ожидание. И Дан – как он тоже волновался и радовался. Как он меня опекал!

– Да: у тебя всё было иначе.

А мне приходилось таиться. Только мои ближайшие подруги знали. Врач, которая наблюдала меня, была из их числа: я приходила к ней в ясли в такое время, когда ни с кем не могла столкнуться, и после обследования она записывала мои подлинные данные в свой личный архив. Носила платья, покрой которых долго скрывал росший живот. Нам казалось, что никто ничего не знает.

Но шило в мешке не утаишь. На самом деле, о моем положении догадались няни и кормилицы – неполноценные, на которых мы с врачом не очень обращали внимание. Между собой они говорили, что “у доктора Евы живот как у роженицы становится”. Постепенно об этом стали знать все неполноценные нашего острова. Но почему-то они никому из полноценных об этом не говорили.

Их – видимо, случайно – подслушала одна из наших практиканток. Я это знаю почти наверняка: меня неприятно поразило, как внимательно, широко раскрыв глаза, рассматривала она меня. Через три дня она улетела – её практика кончилась.

И через неделю к нам прилетела комиссия: несколько гинекологов и один из главных генетиков – профессор Йорг. Прилетели из-за меня. Конечно, сообщить могла только она: здесь мы друг друга слишком хорошо знаем – любой из педагогов или врачей в первую очередь поговорил бы со мной.

Они сразу обследовали меня. Да собственно, всё было ясно, как только я разделась, чтобы лечь на кибер-диагност.

Я старалась не показать вида, что волнуюсь.

– Мальчик, – сказал один из врачей.

– Мальчик, – повторил Йорг. – Впрочем: это несущественно. – И он вышел из кабинета.

Врачи мне ничего не говорили, – они все казались смущенными.

… Йорг ждал меня у входа.

– Если не возражаешь, давай пройдемся, – сказал он довольно любезно. – Нам надо поговорить и спокойно всё обсудить, коллега.

– У нас, кажется, разные специальности, сеньор.

– Я в более широком смысле: мы коллеги по общему делу – воспроизводству человечества. Итак, я хочу понять: почему ты, обнаружив свою беременность, не приняла нужные меры?

– Потому что не хотела её прерывать, – ответила я.

– Не понятно.

– Я забеременела сознательно: хочу стать матерью.

– Опять не понятно.

– Попытаюсь тебе объяснить. Если сможешь – постарайся понять: я хочу родить ребенка. Своего, сама. И потом растить его.

– Зачем? Есть роженицы, неполноценные, и няни, тоже неполноценные, которые ни на что другое не способны. И они прекрасно справляются со своим делом. А ты, полноценная женщина, можешь целиком посвятить себя своему, не отвлекаясь на то, что, к счастью, могут они. Каждому свое. Таков порядок, благодаря которому мы, человечество в целом, сумели достичь немало.

– Мы просто не замечаем, чем расплачиваемся за этот порядок.

– Чем же?

– Утратой одной из самых высших человеческих радостей – общения родителей с собственными детьми. Которых сами родили, сами вырастили. С которыми возятся с самого их рождения – и от этого они становятся дороже всего на свете. Этим расплачиваемся.

– Разве ты не любишь своих воспитанников?

– Люблю, конечно. Но любовь к детям – чувство, необходимое не только мне, педагогам, детским врачам: всем, каждому человеку. И тебе.

– Так, так! Неужели ты считаешь, что дети, все дети, не окружены любовью? Не получают всё, что возможно, чтобы гармонично развиваться? Разве человечество не отдает им самое лучшее, что имеет? Разве дети не дороже всего всем нам? Они наши общие дети, дети всего человечества!

– Нельзя, уважаемый профессор, любить всех сразу – не зная в отдельности никого. Это не та любовь – это любовь вообще: её недостаточно. Дети фактически целиком переданы нам – педагогам: остальные почти не имеют к ним отношения. Мы, их воспитатели, действительно их любим, но нас слишком мало, чтобы отстоять их от того, что с ними делают – с нашим участием, к ужасу. Со спокойной совестью, уверенные в необходимости этого. И всё остальное человечество так же спокойно допускает это.

– Это: отбраковка?

– Да, будь она проклята!

– Ты и твои единомышленники не отдаете себе отчет в пагубности того, чего добиваетесь! Природа не создала всех людей одинаковыми.

– Она создала их всех людьми: с человеческим сознанием и чувствами. С человеческой душой.

– Душа – это мистический бред: годится лишь для плохой поэзии. Человечество исходит их реальных различий интеллектуальных потенциалов конкретных индивидуумов и соответственно определяет каждому его функциональное место. Это обеспечивает максимальную результативность деятельности всего человечества.

– Перепевы эпохи кризиса! Он кончился. И отнюдь не благодаря тому, что ты и другие продолжаете утверждать. Сейчас подобная жестокость уже не имеет оправдания.

– Вам мало того, что вы добились? Мечтаете совсем прекратить отбраковку?

– Это было нашей целью с самого начала.

– И возврат женщин к рождению детей – средство её осуществления?

– Да, – хотя не только для этого. Я уже говорила тебе.

– Ну, так, подведем итог: твоя беременность – не случайность, а преднамеренный, обдуманный акт осуществления вашей программы.

– Да: кто-то должен был сделать это первой.

– Мне всё ясно.

– Наш разговор закончен?

– Почти. Позволь только задать тебе только кое-какие вопросы, интересующие меня как генетика.

– Пожалуйста.

– Благодарю. Кто отец ребенка? Ты понимаешь, что меня интересует?

– Не знаю.

– То есть?

– Возможных отцов достаточно много.

– Исчерпывающий ответ! И какой же генотип ребенка ты можешь ожидать?

– Вы его – всегда заранее определяете?

– С не сопоставимо большей вероятностной надежностью, чем в твоем случае. Оптимальный подбор пар производится нами, как ты знаешь, после тщательного анализа с помощь специально только для этого предназначенного суперкомпьютера.

– Почему же тогда все дети не рождаются достаточно способными?

– Потому что это – абсолютно невозможно. И ты это знаешь. Зато мы обеспечиваем максимум одаренных, возможный на сегодняшний день. Исключение подбора повлечет за собой потомственную деградацию. Аргумент этот – против тебя. Тебе есть над чем подумать. У меня на сегодня всё.