То, что нас объединяет (СИ)

Задолго до встречи с Кормаком она уже выкуривала по двадцать сигарет в день, активно отравляя свои легкие. Но именно Кормак, которому лишь порой случалось перехватить сигаретку, скончался задолго до сорока одного от рака легких.

Она тряхнула головой, прогоняя боль, которую до сих пор вызвали воспоминания о муже, после чего легонько похлопала кожу у себя под подбородком. Да уж, упругой не назовешь! Шея и грудь тоже выглядели не лучшим образом. Тот еще видок в девятом часу утра.

Прошедшая ночь тоже внесла свой вклад в ее внешность: слишком много выпивки и сигарет при минимуме еды. И такое повторялось довольно часто. Поживи так с годик-другой – точно будешь выглядеть старше своего возраста.

Хелен, впрочем, никому не признавалась, что ей сорок один. Тридцать шесть, и точка. Единственный случай, где она признавала ложь. Сорок один. Глядишь, и старость уже не за горами.

Сара была в числе тех немногих, кто знал ее настоящий возраст. Сара, пожалуй, знала о Хелен больше, чем кто-либо, включая ее родителей. Особенно родителей. Хелен и сама не понимала, как это произошло, но с течением лет они с Сарой подружились.

Ни одной личной встречи. Может, правда, это их и сблизило. Проведи Сара минут десять в компании Хелен, и ей бы наверняка захотелось сбежать куда подальше. Нечто подобное могла испытать и Хелен. Они были настолько разными, насколько это можно себе представить.

Но на каком-то уровне они понимали друг друга как нельзя лучше. Да, Сара была немыслимо романтичной. В людях она видела только хорошее и готова была довериться любому незнакомцу. С другой стороны, что в этом плохого? Ее доверчивость прекрасно уравновешивала цинизм, присущий Хелен.

Переписка их продолжилась даже после того, как были отосланы все рецепты. С каждым письмом эта внутренняя связь укреплялась все больше. И хотя Хелен не раз случалось поражаться тому, что она считала Сариной наивностью, письма с маркой Килдэра вносили в ее жизнь немало разнообразия.

От этих писем исходило ощущение безоговорочного счастья. Их писала счастливая женщина, влюбленная в собственного мужа и всецело довольная своей работой. У многих такой человек вызывает только раздражение. Но разве можно было злиться на Сару с ее невероятной способностью во всем видеть только хорошее?

Через пару месяцев после того, как у них с Хелен завязалась переписка, Сара потеряла первого ребенка. Конечно, она была страшно расстроена, но старалась рассуждать философски. Подобное случается со многими , писала она. Будем надеяться, в следующий раз мне повезет больше. Но спустя два года несчастье повторилось, и на этот раз никакой позитивный настрой не мог совладать с ее болью.

Читая о выкидышах, ощущая ту муку, которая буквально сочилась между строк, Хелен испытывала подлинное сочувствие. Не нужно было знать Сару лично, чтобы понять – из той получилась бы прекрасная мать. Но судьба раз за разом перечеркивала ее надежды, тогда как другим – тем, кому и дела не было до материнства, – ничего не стоило забеременеть.

Сама Хелен зачала без всяких усилий, просто перестав принимать противозачаточные. Сара не мыслила своей жизни без детей, но все ее попытки неизменно заканчивались выкидышами.

Хелен чувствовала себя совершенно беспомощной. Ясно, что все ее кремы и слова поддержки не могли облегчить страданий Сары. Другое дело, что той, возможно, нужно было просто выговориться. Ничего, настанет время, когда ей удастся выносить ребенка все девять месяцев. Тридцать два – еще не возраст.

Выйдя из ванной, Хелен направилась в комнату Элис. Переступив через сваленную в кучу одежду, она подошла к окну и раздвинула занавески.

– Пора в школу.

С кровати послышался недовольный стон.

– Пять минут. И не забудь принести вниз эту одежду.

Через неделю Элис исполнится двенадцать. Всего двенадцать, а ведет себя, как трудный подросток. Хмурится, всегда отвечает односложно, при каждом удобном случае стремится увильнуть от домашней работы. Хелен старалась не заострять на этом внимания, настаивая лишь на том, чтобы Элис мыла после ужина посуду да поддерживала относительный порядок у себя в комнате. Хелен и сама не была образцовой домохозяйкой, так чего, собственно, ожидала она от дочери?

Другое дело, школа. Элис не проявляет стараний – раз за разом повторяли на родительских собраниях. В качестве варианта: Элис грубит . Потрепанные тетради дочери были исписаны пометками учителей: из рук вон плохо . Или: могла бы сделать лучше . По результатам экзаменов Элис стойко держалась в хвосте класса.

«Да что с тобой такое? – срывалась Хелен после того, как очередной учитель знакомил ее с неутешительными оценками дочери. – Ты бы могла быть лучшей в классе – с твоими-то мозгами. Почему ты их не используешь?»

Элис в ответ только пожимала плечами, выжидая, пока родительским наставлениям придет конец. В такие минуты Хелен хотелось схватить дочь и как следует встряхнуть, и лишь усилием воли она заставляла себя сдерживаться. Нате вам, типичный подросток: глаза прячутся за неопрятной челкой, которую Элис отказывается подстричь. Потрепанные края джинсов волочатся по земле, так что в дождь ее брюки промокают до колен. И ногти обгрызены – совсем как у ее матери.

Спустившись вниз, Хелен подняла с пола у двери свежую газету. С тех пор, как она занялась журналистикой, газеты доставляли пять раз в неделю – маленькая роскошь, которую она могла себе позволить. Хелен распахнула дверь в их обшарпанную кухню: после смерти Кормака здесь ничего не менялось. Коричневая стойка, газовая плита в углу, шаткий обеденный столик, привалившейся к желтому узору стены, дешевые шкафчики для посуды и продуктов, чьи дверцы безнадежно перекосились от времени. Потрескавшийся линолеум, который выбирала еще бабушка Кормака. Вся эта обстановка мало интересовала Хелен. Ну какая ей разница, что за обои у нее на стенах?

Тостер щелкнул, выплюнув кусок хлеба. На кухню, привычно сутулясь, вошла Элис. Подцепив тост, она присела за стол и приступила к завтраку.

– Тарелка, – сказала Хелен, не отрываясь от газеты.

Громко вздохнув, Элис схватила первое попавшееся блюдце.

– Ты принесла ту одежду?

– Забыла.

Как обычно, Элис жевала тост всухомятку. Хелен давно забросила попытки напоить ее чем-то вроде сока, молока или любой другой жидкости.

По радио запели «Duran Duran». Наверху раздался шум смываемой в унитазе воды.

Элис с негодованием воззрилась на мать.

– Он снова здесь.

Хелен продолжала скользить глазами по строчкам.

– Здесь, да?

– Если ты об Оливере – то да, здесь.

Элис с раздражением вгрызлась в тост.

– Дьявол, – буркнула она с набитым ртом.