Дот Хатчисон - Сад бабочек (ЛП)

Я почти два года прожила с Ноэми: она часто расхаживала по квартире в нижнем белье и читала вслух монологи, пока чистила зубы.

Да, чистила зубы. Поэтому продолжаться это могло бесконечно.

В тот вечер Садовник поручил Лоррейн устроить праздничный ужин в Саду. Мы расположились по обе стороны ручья, все сидели на разноцветных и причудливых креслах – что-то между пуфом и креслом-грушей. На нас были свободные платья из полупрозрачного шелка прекрасных оттенков, и они не имели никакого отношения к нашим крыльям. Мне досталась роль Елены, поэтому мой наряд был выдержан в зеленых лесных тонах, и только один слой сиял насыщенным розовым цветом. В тех же цветах Блисс смастерила для меня корону из полимерных роз.

Волосы у многих из нас были распущены – просто потому, что было можно .

Во время приготовлений смех наш звучал как-то уж слишком пронзительно. Мы делали это в память о Заре, но Садовник обратил все в праздник. Он, конечно же, знал, по какому поводу это делается, но был убежден, что мы ставим пьесу для него – ведь мы так счастливы под его нежной опекой. Этот человек обладал непревзойденным талантом к самообману.

Он даже не заметил, что Лоррейн купила себе парик, чтобы волосы, как и прежде, казались длинными и ухоженными. Она хотела понравиться ему. Больная.

Кроме того, он уговорил присоединиться Десмонда.

То, как тот воспринял смерть Зары, должно быть, сбило его с толку. Дес был сыном своего отца, но смотрел на вещи иначе. Иначе как убийством он назвать это не мог. Однако по-прежнему ничего не предпринимал.

Под конец первой недели, в течение которой Десмонд не давал о себе знать, Садовник заглянул ко мне перед завтраком.

– Десмонд сам не свой, – сообщил он, как только я открыла глаза. – Вы поссорились?

Я зевнула.

– Ему сложно переварить то, что произошло с Зарой.

– Но с Зарой все хорошо, теперь никто не причинит ей боли, – он искренне недоумевал.

– Когда вы сказали, что позаботитесь о ней, он думал, вы отвезете ее в больницу.

– Это было бы неосмотрительно. Могли возникнуть вопросы.

– Я лишь пытаюсь объяснить.

– Да, конечно. Спасибо, Майя.

Уверена, за эти несколько недель между ними состоялась не одна беседа, содержание которых осталось для меня загадкой. Но когда Десмонд появился на представлении, вид у него был такой, словно за все это время он вообще не спал. Должно быть, в тот день он выступал с докладом на семинаре: на нем была строгая рубашка с галстуком и темно-зеленые брюки. Верхняя пуговица была расстегнута, галстук ослаблен, и рукава закатаны до локтя – и все равно одет он был опрятнее, чем обычно. У меня промелькнула мысль, что рубашка цвета морской волны отлично подходит к цвету его глаз, и мне самой стало противно.

Десмонд старался не смотреть нам в глаза, особенно мне. Я рассказала Блисс о нашем с ним разговоре, пока она мастерила из глины печенье с шоколадной крошкой – чтобы обдурить Лоррейн. Блисс лишь пожала плечами и сказала, что не смогла бы проявить такой мягкости.

Учитывая, что идея с печеньем принадлежала ей, я не стала спорить.

Представление началось просто замечательно. До сих пор я не придавала особого значения словам – когда перед тобой читают монолог Гамлета с зубной щеткой во рту, интерес как-то пропадает. Но пьеса действительно была смешная, и мы старались как могли. Блисс играла Гермию, и в одной сцене, когда мы спорили, действительно бросилась на меня через ручей, что вызвало у Садовника взрыв хохота.

Маренка исполняла роль Пака. Посреди ее монолога дверь в Сад распахнулась, и появился Эвери с маленьким свертком, перекинутым через плечо. Маренка замолчала и уставилась на меня широко раскрытыми глазами. Я встала рядом с ней, глядя, как Эвери шагает через Сад. Через мгновение к нам присоединились Садовник с Десмондом.

– Я принес новенькую! – объявил Эвери с кривой ухмылкой и скинул на песок свою ношу. – Я разыскал ее и доставил сюда. Отец, ты только взгляни, кого я надыбал!

Садовник не сводил глаз со старшего сына. Я опустилась на колени и дрожащими руками приподняла покрывало. Некоторые из девушек вскрикнули. О, черт, черт, черт…

Девочке на вид не было и тринадцати. Лицо с одной стороны было в запекшейся крови, растекавшейся от виска, и там уже наливался синяк. Я полностью развернула покрывало – сквозь порванную одежду были видны кровоподтеки и ссадины. Еще больше крови было на бедрах и нижнем белье. Господи, на ней были трусы с розовыми и фиолетовыми надписями «Суббота». Вы же знаете, такое белье бывает только маленьких размеров. В голове у меня промелькнула совершенно неуместная мысль, что сегодня лишь четверг.

Она была маленькая, нескладная, с едва намечающейся грудью. Волосы с медным отливом были собраны в хвост. По-детски милая, она была очень, очень юна. Я вновь завернула ее в покрывало, чтобы не видеть крови, и обняла, не в силах вымолвить ни слова.

– Эвери, – прошептал потрясенный Садовник, – какого черта ты наделал?

У меня не было ни малейшего желания слушать их разговор. Данелли помогла мне встать с девочкой на руках, придерживая ей голову.

– Блисс, можно взять твое платье, которое с закрытой спиной?

Блисс кивнула и бросилась в свою комнату.

Мы с Данелли перенесли девочку в мою комнату, сняли с нее разорванную одежду и вымыли. Я смыла кровь с ее бедер и осторожно облила из душа, чтобы удалить всю грязь между ног. Данелли между тем согнулась над унитазом. Потом она вернулась и вытерла рот дрожащей рукой.

– У нее даже волос нет, – прошептала она.

Ни волос в промежности или под мышками, ни грудей, ни талии. Перед нами, несомненно, был ребенок.

Данелли придержала ее, чтобы я вымыла ей волосы. К этому времени Блисс принесла платье – немного великоватое, но это единственное, что подошло бы девочке по размеру и не имело открытых мест. Мы вытерли ее насухо, одели и уложили в мою кровать.

– Теперь, раз она уже здесь, думаете… – Даже Блисс не смогла закончить мысль.

Я помотала головой, осматривая руку девочки. Несколько ногтей были сломаны – она сопротивлялась.

– Они ее не тронут.

– Майя…

– Они ее не тронут .

Мученический вопль разнесся по Саду, и все мы разом вздрогнули.

Но голос был мужской, так что мы остались в комнате.

Остальные девушки испугались крика и стали собираться в моей комнате, так что мне не пришлось их прогонять. Мы понятия не имели, когда очнется девочка. Ей станет страшно, ей будет больно. Совсем ни к чему, чтобы на нее при этом пялились двадцать человек. Остались только Блисс и Данелли. Последняя держалась позади, так что ее лицо не сразу бросалось в глаза.

Только вот книжная полка на правой стене не полностью прикрывала Лионетту.