Павел Давыденко - Матриархия (СИ)

Он выходит из джипа, и жена рассказывает, ЧТО случилось. Точнее, показывает.

Они скребутся в стекла.

Сколько пройдет времени, прежде чем кто-то из тварей додумается поднять камень и разбить стекло?

Айзек открыл глаза. Шелест в салоне. Перевел взгляд на бутылку «кока-колы» возле коробки передач. Газировки чуть на дне. Она сто процентов, уже выдохлась, и похожа на холодный растворимый кофе.

Шевеление сверху, сзади.

Рука пробралась в люк. Видно, был закрыт не до конца, и теперь в щель пролезла кисть и тянется, шарит. Айзек извернулся так, чтоб оказаться вне досягаемости наманикюренных пальчиков и потыкал в кнопки.

Люк прижал предплечье, и кисть забилась-задергалась, как придавленный паук. Айзек нажал еще раз - рука исчезла в щели.

Теперь можно задраить люк. Перегнулся через сидение, заглянул назад. Барсетка!

Поворошил. Куча всякой дряни, но... ключей нет.

В боевике герой сорвал бы под рулевой колонкой крышку, соединил пару проводков и двигатель бы заурчал.

Но это в фильме.

Айзек отшвырнул барсетку и вновь стал обыскивать салон, ощупывать, хлопать. В это время примерно тем же самым занимались твари, но снаружи. Айзек уже не обращал внимания на стуки и топот (эти драные суки залезли на крышу), ни на удары ладоней по стеклу. Хорошо, что трубу захватил с собой.

Закрыл глаза. Он должен сосредоточиться на ключах. Куда они могли завалиться? Куда?

Айзек вспомнил первый концерт. Толпа, ревущая толпа. Им понравилось. От них шла энергия, и распаляла Айзека, а он в ответ заражал людей своими мыслями, самим собой - всем своим существом растворялся в каждой клеточке, хотел перекроить все живое, что в них есть на собственный лад.

И люди подчинялись. Они этого хотели, хотели получить от Айзека порцию здоровой «радиации».

Айзек потянулся к бардачку. Там он не проверял, но конечно, там их тоже не оказалось, какие-то бумажки... Договор, допсоглашение с печатями, счет... Бумажки, не имеющие теперь смысла.

На крыше бухнули особо сильно. Пляски устроили, твари.

Нужно завести чертов двигатель. А вдруг это можно сделать при помощи бортового компьютера?

Айзек стал шарить по меню, отбросил бутылку с недопитой «колой». Смешно: бизнесмен, богач, а пьет эту отраву, которая даже мясо растворяет, как кислота. Лучше уж водку глушить.

Заднее стекло взорвалось дождем осколков, и острые кусочки попали за Айзеку за шиворот.

«Теперь крышка», - вспыхнула мысль.

Разбили заднее стекло, и четвертинка кирпича лежит на заднем сидении. Айзек хотел уже прыгнуть назад, и тут взгляд наткнулся на...

Брелок.

Под бутылкой лежал, возле ручника. Азйек был уверен, что уже смотрел там. И бутылку эту чертову поднимал несколько раз.

Быстро!

Двигатель сыто заурчал, и Айзек кинул взгляд в зеркало. Лицо немного чужое, вытянутое.

В зеркале заднего вида, в пробоине стекла - оскаленная рожа. Вот пальцы, пальцы, колупают стекло и пленку.

Сейчас Айзек готов был поверить, что проделки с ключом - дело рук невидимого Хоттабыча. Ну а если поразмыслить, то он мог не заметить. Нервы.

Блондинка карабкается на капот. Айзек ухмыльнулся и пришпорил педаль газа. Резко утопил тормоз, и блондинка скрылась под бампером. Хорошо, что здесь никакого тебе сцепления. Даже ребенок сможет управлять.

Тварь сзади охнула и сорвалась, Айзек успел заметить, осколки, глубоко вошедшие в ладони, до мяса.

Айзек поддал газу и переехал блондинку.

Развернулся и выехал со двора. Твари цеплялись, скребли по борту внедорожника. Теперь и вопли слышны, из-за дыры в заднем стекле. Нужно будет ее чем-нибудь закрыть, но это потом, потом.

Взвизгнули тормоза. Молоденькая девка кубарем прокатилась по лобовому стеклу, прогромыхала по капоту.

Айзек поддал газу. Джип подпрыгнул, как будто переезжая «лежачего полицейского».

Куда теперь? Вперед.

- Думаю, они уйдут. Не могут же они вечно там бродить, - прошептал я.

- Тише... - отозвалась Оля.

Я пошевелился, хрустнула веточка. Порыжевшие по краям листья, орехи в зеленой оболочке - еще сыроватые, но если подсушить, как следует в золе костра, то можно есть.

Рифат и Юрец. Что с ними сейчас? Они наверно, уже ждут нас на месте, а мы не можем прийти.

Роща наполнена шорохами. Птицы чиркают, ветер шевелит верхушки деревьев.

Внизу бродят ОНИ.

Пару дней назад мы напоролись на мародеров. Убежали, слава богу, никого серьезно не ранило. Это самое плохое, что мужчины, так скажем, разбились на группировки. И если в первую неделю «матриархии», как все это безумие назвал Юрец, были попытки действовать сообща и помогать друг другу, (когда закончилась Резня Первых Суток), то сейчас, к исходу сентября, этого нет и в помине.

Удивительно тепло. Наверное, потому, что в мае-июне шли дожди и сейчас лето возвращает должок.

Но когда-то наступят холода.

Впрочем, чего о них думать, когда прямо под нами эти чертовы амазонки?

- Ссать охота, - пробормотал я.

- О, господи, - прошептала Оля.

- Рифат козел. Если бы он тогда...

- Ты можешь помолчать? - зашипела она.

Опять хрустнула веточка. Мы залезли так высоко, как только могли. Если сидеть тихо, то они не должны нас заметить.

Что-то хрустнуло опять. Прорывая листву, вниз полетел орех. С сухим щелчком он ударил в искривленный ствол дерева и отбросил лохмотья кожуры.

Сначала стало чуть тише, шелест и шаги смолкли.

Тени, тени. Фигуры под деревом. Девочка лет одиннадцати. Половину бледного лица занимают черные тени. Осунувшаяся, и вместе с тем...

Их сразу можно отличить от нормальных людей. Сейчас они не кидаются, не разрывают на части.

Они выслеживают. Действуют хитро, исподтишка.

Вот девчонка (не ребенок, она отнюдь не ребенок) подошла к стволу. Наклонилась, подняла орех и потащила в рот. Если бы холода настали пораньше, то дерево бы сейчас стояло голое и листья бы нас не скрыли. Мы залезли высоко, но если я вижу девчонку, то и она может меня увидеть.

Если поднимет голову.

Но малая занята сбором орехов. Целый подол уже набрала, и ходит, выискивает сосредоточенно. Оно и понятно: война войной, а кушать хочется. Хотя раньше они обходились исключительно белковой пищей.

Свежатинкой.

Испытывают ли они страх? Сострадание? Какие-нибудь эмоции?

Еще один орех сорвался. Упал рядом с девочкой. Она даже не отпрыгнула в сторону, ни звука не издала.

Если раньше женщины были самыми эмоциональными существами на земле, то теперь это не так.

Сейчас все по-другому. И нескольких недель мало, чтоб привыкнуть к этому по-настоящему, тем более, когда рядом живая память того, какими девушки и женщины были раньше - Оля.

Девочка посмотрела наверх. Встретилась со мной глазами и у меня внутри зашевелились мелкие иголочки. Желудок потянулся к самой глотке. Сейчас она откроет рот и кринет. Сбегутся старшие и тогда нам с Олей крышка.