Павел Давыденко - Матриархия (СИ)

***

Черный поток выбил двери. Я цеплялся ногтями за трещины в полу, чтоб не смыло, в ушах стояла вода и еще что-то нашептывали голоса, звали по имени.

Королевы нигде нет. Она убралась? Может, достал ее хорошенько? Тогда... почему я не помню, что произошло? Что я там нарисовал? Знание ускользало, ускользало и с каждым мгновением становилось все более призрачным и затухало, как яркий некогда сон.

Что там Веня говорил насчет Горгоны?..

Вода ушла, а пятна остались. Под ногами хрустят осколки, рана на плече саднит, как будто щелочью полоскал. Решил не рассматривать ее толком. Странно, что рана почти не болит.

Разноголосая муть в голове смолкла. Свечи теперь не горят, и огней на потолке тоже нет. Залу заливал тусклый свет: окна-то откуда взялись?.. На полу, среди осколков, лежало скинутое Королевой платье.

Я побрел к дверям, припадая на левую ногу. Дышать старался поверхностно, а то когда вдыхал поглубже, что-то сразу кололо бок изнутри. Возможно, сломанное ребро.

Я закашлялся, и согнулся пополам. Отхаркнул тошнотворный сгусток, вроде пучка волос, переплетенного водорослями.

Тут же напал озноб. Я передернулся и побрел к выходу.

Зала тусклая, пустая, как выщербленный, давно заброшенный бассейн, из которого не до конца спустили воду.

Вышел на лестницу. Теперь надо вниз... Как он там меня вел, фанат «Нирваны»?

Мимо проплыл желтый смайлик с глазами-крестиками, с футболки того толстяка. Сейчас я выгляжу примерно так, наверное.

Опять потянуло блевать, но я подавил рвотные позывы. Нужно найти Вениамина и Ритку да и валить отсюда, неохота ничего осмысливать.

Винтовая лестница, бесконечные ступеньки. Или я вообще иду на одном месте? Как на эскалаторе.

Ступеньки закончились, и я хватился за стену. Холодная, шершавая. Хорошо, что не влажная. Надоела сырость. Постою тут немного, приду в себя...

Вот снова иду, шатаясь и покашливая. В легких все еще вода, точнее, те самые чернила.

Что это за здание вообще?

Почему-то думаю сначала о храме. Потом на ум приходит детский сад. Правда, в последних не бывает винтовых лестниц и таких цементных камер, в которых нас держали.

- Помоги! - под ноги мне бросился жирдяй, с красными пятнами поверх смайла. - ПОМОГИТЕ МНЕ!

Он шарил по полу, в двух метрах от моих ног. Пальцы танцуют, дрожат по грязному полу, вот они прикоснулись к ступне, и я отдернул ногу.

- ПОМОГИ! - Он посмотрел вверх и я содрогнулся. Тут же липкий шарф стянул горло. Меня не должно тошнить от такого, многого ведь насмотрелся.

Бордовые глазницы, будто ложкой выскоблены. На щеках разводы крови, пополам с грязью. Губы у толстяка дрожат, и он вслепую тянет ко мне руки. Точнее, чуть в сторону.

- Ничего не вижу... ПОМОГИТЕ!

- У тебя есть ключи? - я сам не понял, когда схватил его за воротник. Смайлик скривил в усмешке рот, а толстяк зарыдал. Из носа то и дело выползала сопля, и он втягивал ее обратно. - КЛЮЧИ ГДЕ? БЫСТРО!

- Помоги мне, - он вцепился мне в плечи грязными, скрючившимися пальцами, затрясся пуще прежнего. Да я и сам задрожал, от омерзения. Майка жирдяя чуть задралась, и я увидел связку на поясе, грубое кольцо с ключами.

Рванул прямо так и лямка джинсов порвалась. Странноватый наряд для тюремщика, хотя может, толстяк и не надзиратель, а завхоз там.

- СТОЯТЬ! ОТДААААЙ МОИИИИИ КЛЮЧИИИ!

Он замахал кулаками и попер на меня, как бульдозер. Я не хотел с ним возиться, и кулак сам пошел. Костяшки врезались в рыхлую щеку, и зубы «надзирателя» рассекли мне кожу на пальцах.

Толстяк охнул и упал навзничь, из потревоженной глазницы вновь стала сочиться кровь, ну а я рванул дальше, без всяких угрызений совести.

Камеры, камеры... Странно, но по пути не встретил ни одной женщины. Куда это они все пропали?

Сзади слышалась возня, как будто волочат что-то огромное, скользкое. Я не придал шуму значения, стал возиться с ключами. Наша дверь...

Стены дышали чем-то древним, я вдруг вспомнил сказки братьев Гримм, и огромные мрачные замки, с иллюстрации. А помещения - вовсе и не камеры это, и никаких пленников тут нет.

В чем смысл? Где ОСТАЛЬНЫЕ?

На секунду мелькнула мысль, что Королевы и не было в помине. Нет ниакого средоточия женщин, никуда они не стекались.

Мысли бегали в голове, пальцы перебирали ключи. Какой же подходит, какой... Сунул один - влез. Но не поворачивается. Я приналег, и ключ застрял. Я подергал его - без толку.

А шум все ближе и ближе.

Меня прошиб холодный пот. Я стал тянуть ключ так, и эдак, паника подступила сзади и положила лапы на плечи.

Изнутри донесся какой-то звук.

Потом что-то ткнулось в дверь, потерлось как будто.

Бежать. Нужно еще найти Риточку, я вожусь тут с ключами. Но вдруг они понадобятся, надо вытащить связку...

Я хотел обломать ключ - какая уже разница, он вдруг щелкнул, и с треском повернулся, будто песок в замочной скважине.

КРАК!

Петли скрипнули.

- ВЕНЯ! АУ, ТЫ ЗДЕСЬ?! - поорал я. Почему-то темно в камере. И пахнет все теми же водорослями.

Из темноты вылетела клешня и вцепилась мне в горло. Я тут же стал царапать кисть, а потом из сумрака выплыло и бледное лицо.

Седые, пепельные волосы, носогубные морщины. Лицо жесткое, бугристое, а глаза горят ненавистью.

- Веня? - прохрипел я. - В-вех-н...я...

Он продолжал душить меня. В глазах туманная пелена. Оттолкнул к стене и вцепился в глотку.

Искры, фейерверки. Я стек на пол. Он схватил меня за волосы.

- ВЕНЯ! ХВАТИТ!

Ключи блеснули подле меня. Подхватил связку.

Еще один удар - прямо в кадык. Я захрипел, чувствуя в горле привкус крови, пополам с желчью.

Веня с размаху пробил ногой. Целил в нос, но я успел перехватить его ногу и встал, резко дернув ее вверх. Он с размаху шлепнулся на спину, приложившись затылком об пол. Всхлипнул с открытым ртом. А я зажал связку ключей в кулаке и нанес два коротких удара.

Из разбитой губы Вени брызнула кровь. Под головой быстро растеклось пятно. Он глядел в потолок тусклым взглядом, на губах у него поблескивала слюна. Он моргнул и посмотрел на меня, и что-то такое мелькнуло в глазах, вроде осознания. А потом - удивление.

- Больно... - Веня всхлипнул, и вдруг кашлянул, отхаркнул бордовый сгусток.

- Прости... Веня, прости меня, но ты... Как ты?

Он попытался улыбнутья. Потом его лицо вдруг исказилось, и белок глаз замелькал меж ресниц. Я схватил его за руку:

- Нет! Слышишь, не смей! НЕ СМЕЙ УМИРАТЬ!

Во взгляд его вернулась осмысленность, снова проснулся тот самый разум. Разум писателя, который строил бесконечные теории, и имел при себе целый талмуд со всякими фактами и откровениями.

Веня захрипел, пытаясь что-то сказать, чуть приподнял голову, и весь трясся и трясся, и на лбу у него выступили крупные градины пота:

- Ты... это она... Рит... ит...