Александр Руджа - Хеллсинг: Моя земля (СИ)

— Потому что, как говорится, семья — это наше все, согласись, — снайпер улыбается, но глаза его остаются серьезными, словно он только имитирует веселье, словно он вынужден носить на лице эту пока еще нужную, но глупую маску.

Стоп.

«Ты никогда не можешь вспомнить начало своего сна, он всегда начинается откуда-то с середины, не так ли?»

Именно так.

Когда я успела вернуться к ребятам? Что было перед тем, как я оказалась у наших «казарм», а на самом деле здания бывшего Театра юного зрителя? И самое главное…

Самое главное — мне вдруг приходит в голову не сразу, слишком быстро все случается — это то, что Сашка действительно за мной слегонца приударял. Ненавязчиво, не переходя черту, так что все было в норме. То есть было до тех пор, пока он не попал со своей группой прикрытия под минометный обстрел уродов. Осколок перебил шейную артерию, мгновенная смерть.

Тот, кто сидел сейчас рядом со мной, был фальшивкой.

— Думаю, ты прав, — поднимаюсь. — Обязательно позвоню. Только к командиру зайду сначала. Михалыч наверху, не знаешь?

— Не знаю, — он остается сидеть, глядя в огонь. — Наверное, как обычно.

Не вынимая револьвер из кармана, тихо взвожу курок. Трофейный «Смит и Вессон» Chiefs Special — хорошая штука. Богатое у уродов снабжение.

— А только не было у нас во взводе никакого Михалыча, — тихо говорю я у него за спиной. «Сашка» пытается подняться, но не успевает.

Бах!

Он валится в костер лицом вниз. Перевожу дух. Снег продолжает медленно кружиться в стылом воздухе.

Снег? А что случилось с летом?

— Догадлива ты, подруга, — «Сашка» не спеша становится на колени, потом поднимается и оборачивается. Вместо правого глаза у него здоровенное черное выходное отверстие, а лицо сморщилось и обгорело. — Люблю я это в тебе. Правда, не только это.

— Убери всех их, — прошу я. — Не надо… не трогай моих мертвых.

Некто с чужим лицом фыркает.

— Какие мы нежные…

И вдруг все заканчивается. Мы снова на пустой, едва освещенной улочке северного Лондона. Все так же мелкими искорками падает снег, и сквозь облака светит луна, я по-прежнему стою на перекрестке, а в отдалении изобретательно чертыхается Пип и пара его безымянных головорезов, да еще сокрушенно качает рядом головой Влада.

И мертвые тела с улиц тоже никуда не делись.

— Ну не шмогла я, не шмогла, — шепелявит бывшая подруга. Ей весело. — Не хочу я тебя убивать, понимаешь? Но и себя убить тоже тебе не позволю. Так что будем танцевать от такой вот печки. По-моему, это честно, как ты считаешь?

Пускай она еще поболтает. Потому что пока она это делает, у меня есть время просчитать варианты.

— Думаю, достаточно честно, — отвечаю, чтобы не делать слишком уж подозрительных пауз. — Но надеюсь, что ты меня не осудишь, если я хотя бы попытаюсь.

Никогда бы не подумала, что в реальной жизни буду вести себя так, будто я и правда посреди какого-то пафосного сериала. Но тут ключевое слово «вести себя». Иными словами — притворяться.

Влада посылает мне воздушный поцелуй.

— Нравишься ты мне, Вика, вот честное слово нравишься! Незамутненностью своей этой, наивностью. Я к тебе, видишь, со всей душой, а ты такую буку из себя строишь. А ведь нас с тобой так много связывает… не хочешь вспомнить былые чувства?

— Я их отлично помню, — отказываюсь. — Просто не испытываю, но помню — у меня хорошая память.

Влада как-то смущенно улыбается и на секунду становится похожа на ту спокойную, немногословную девчонку, которую я впервые увидела в нашей столовке. Черт, как же это недавно было. И как уже ничего никогда не вернется. Хеллсинг есть Хеллсинг, маньяк есть маньяк, и вместе им не сойтись.

Да где же Пип с остальными, в конце концов? Я уже из кожи вон лезу, отвлекая внимание, а они, видимо, думают, что на меня напал приступ романтики.

Влада задумчиво глядит на меня. Черт, не надо было об этом думать, не надо было…

Выстрел! Девушка дергается, ее немного ведет в сторону — как раз на траекторию второго выстрела. И третьего. И четвертого.

— Получи, сука! — Пип торжествует, одиночными выстрелами АК-74 выбивая клочки плоти из спины противника. Рановато он радуется.

Влада восстанавливает равновесие и удивленно глядит на обильно текущую из груди кровь. Серебряные пули — они такие. Только почему стреляли не в голову? Кто их учил, этих «диких гусей», таких глупых и самоуверенных? Вампира в боевом режиме можно гарантированно нейтрализовать только прямым в голову.

Что в нашем положении, конечно, практически нереально.

Влада издает протяжный скрежещущий звук. Диафрагма у нее работает пока что неважно, но вирус изо всех сил старается обеспечить нужный приток кислорода к мозгу. И у него получается.

— Никому нельзя верить, — севшим, хриплым голосом говорит Влада. — Ни единой душе. Что ж такое?..

А я вдруг вспоминаю, что нож из руки она так и не выпустила.

Лезвие входит мне в грудь по самую рукоятку — этот штык-нож является разновидностью изобретения Джеймса Боуи, которое изначально было просто мясницким тесаком. Само собой, он отлично подходит и для разделки на куски людей.

Да и вампиров тоже, конечно.

Нож движется вниз, кроша ребра и противно скрипя о грудину. Боли снова нет, «лилит» наглухо блокирует рецепторы, отчего все происходящее кажется нереальным, происходящим в какой-то компьютерной игре, или в фильме на большом экране с потрясающим эффектом присутствия.

— Не до смерти, подруга, — четко говорит Влада. Она стоит у меня за спиной, ее лицо совсем близко, и я вижу на нем следы безумия. — Держу слово, несмотря ни на что.

Лезвие легонько чиркает по шее, где что-то сразу начинает течь обильным ручейком. И я падаю на колени, и рядом уже больше никого нет.

***

— Малышка! Эй… как тебя… Виктория!

Это, наверное, меня зовут. Хотя какая я им Виктория? Виктория — это «победа», если по-простому, а у нас тут победы не намечается. Так или иначе, но «Миллениум» добился своего — целый район Лондона под контролем сумасшедшего вампира, пожирающего людей ударными темпами.

— Виктория! — Мокрый натужный кашель. — Да ну открой глаза, я же вижу, ты дышишь!

Открываю. Вокруг все плывет. Вдали горит что-то, и еще лежат какие-то продолговатые, неопрятные с виду мешки. А я валяюсь в луже собственной крови.

— Что?..

— Тихо, куколка, тихо, — ко мне подползает капитан Бернадотте. Видок у него тоже не ахти — Влада просто и без затей вспорола Пипу живот. Снизу вверх, для разнообразия. Но он еще двигается, похоже, на одном только упрямстве, и в конце концов практически падает на меня. — Что делать будем? Предлагай, из меня командир уже никакой. Отбегался.

Помню, сколько слез и соплей вызвала в свое время эта сцена в аниме! Долгожданный и трогательный поцелуй Виктории и Пипа — как это романтично! В реальности все оказалось куда непригляднее — у него дыра в груди, у меня тоже, да еще и распорото горло, оба грязные, вымотанные до предела, из обоих кровь даже не течет, а хлещет. Не самое подходящее время для нежностей и знаков симпатии.