Фредрик Бакман - Вторая жизнь Уве

– Да не загоняйся, нам только айпад выбрать, есть у вас чё?

Продавец смотрит на Уве. Смотрит на Йимми. Потом в сторону кассы, стоя возле которой пять минут назад Уве разорялся, что не возьмет «это убожество без клавиатуры». Вздохнув, собирается с духом:

– А-а… Ну так пойдемте обратно к кассе. Вам насколько гигов? Шестнадцать, тридцать два или шестьдесят четыре?

Уве делает страшные глаза: мол, задолбал ты уже – понапридумывают всяких бессмысленных словечек, лишь бы народ честной смущать.

– Айпады различаются по объему памяти, – переводит на более понятный язык Йимми: впору переводчиком в миграционную службу поступать.

– Ага, а за память эту ему небось еще хрен его знает какую прорву деньжищ отвали, – фыркает в ответ Уве.

Йимми понимающе кивает, поворачивается к продавцу:

– Полагаю, Уве интересует разница в цене моделей.

Продавец стонет:

– Ладно, но вам какой хоть – обычный или с «три-джи»?

Йимми поворачивается к Уве:

– Она только дома будет его использовать или будет еще на улицу с ним выходить?

Уве вскидывает свой палец-фонарь, копьем наставляет на продавца:

– Ей нужен САМЫЙ ЛУЧШИЙ! Понял?

Продавец пятится с опаской, Йимми весело ржет, раскидывая жирные руки, словно хочет обнять:

– Чувак! Уве просто нужна самая навороченная модель!

Две минуты погодя Уве хватает с прилавка пакет с айпадом, причитая под нос: «Семь тысяч девятьсот девяносто пять крон! За гребаную дощечку без клавиатуры!» и еще что-то про «грабеж и чудаков на букву “м”». И топает к выходу. Йимми же задержался, стоит, слегка призадумавшись, с некоторым любопытством смотрит на полки позади продавца.

– Ну, раз уж я здесь… Покажите-ка вон тот шнур.

– А, да-да, шнур. Который? – шелестит измученный продавец.

Йимми подается вперед, заинтересованно потирает ручки:

– А посмотрим, что у вас тут есть.

И вот, стало быть, тем же вечером старшенькая получает от Уве айпад. А от Йимми – шнур.

– У меня у самого такой же. Мегаофигеннейший гаджет! – с увлечением объясняет Йимми, показывая на коробку.

Старшая стоит в коридоре и явно колеблется, не зная, как быть с этим информационным потоком, – на всякий случай кивает: «Ага… Большое спасибо». Йимми блаженно кивает в ответ:

– А пожрать дадут?

Девочка указывает на дверь гостиной – внутри полно народу. Посреди комнаты виднеется торт с восемью свечами, и полновесный юноша коршуном пикирует на него. Именинница все так же стоит в коридоре, изумленно ощупывая коробку с айпадом. Словно до сих пор не верит своему счастью. Уве наклоняется к ней:

– Вот и меня такое же чувство охватывало каждый раз, как новую машину покупал.

Она оглядывается. И, убедившись, что никто не видит, улыбается во весь рот и обнимает его.

– Спасибо, дедушка, – шепчет и бежит в свою комнатку.

Уве молча стоит в коридоре, ковыряя домашним ключом мозоли на ладони. Патрик на своих костылях шкандыбает в комнату именинницы. Как видно, именно ему поручено самое неблагодарное задание вечера: уговорить дочку пойти в гостиную сидеть там в нарядном платье и есть торт в кругу взрослых зануд, что конечно же намного прикольней, чем слушать любимую попсу и закачивать приложения в новый айпад. Уве стоит в коридоре, не сняв куртки, уставившись в пол. Минут, почитай, десять.

– Что с тобой?

Вкрадчивый голос Парване будто выхватывает его из глубокого забытья. Она стоит в дверях гостиной, обеими руками поддерживая круглое пузо, словно несет перед собой корзину с бельем. Уве вскидывает голову, глаза чуть затуманены.

– А? Чего? Да-да, все нормально.

– Так зайди… Тортика съешь…

– А?.. Да нет. Не люблю я сладкого. Пойдем-ка мы лучше с кошаком на обход.

Большущие карие очи Парване сканируют его, словно пытаются проникнуть в самое нутро: все чаще и чаще в последнее время стал замечать он за Парване привычку глядеть на него так. Не по себе Уве от этого взгляда. Смотрит так, будто гнетут ее недобрые предчувствия.

– Ну ладно, – нехотя отпускает она Уве. – Завтра поучишь меня еще вождению? Я в восемь к тебе зайду, – тут же спрашивает она.

Уве кивает. Тут из гостиной к нему, усы в сливках от торта, важно выплывает кошак.

– Ну, ты готов, что ли? – фыркает Уве. Кошак показывает, что готов. Тогда Уве, повертев ключами и почти не глядя на Парване, негромко подтверждает: – Добро. Тогда завтра в восемь.

На зимний поселок спустилась густая мгла, Уве с кошаком идут знакомой дорожкой между домами. Веселый смех и музыка льются из дома именинницы, выстилая путь обходчикам теплым пушистым ковром. Соне бы по сердцу пришлось, думает Уве. Вот бы кто порадовался, глядя, во что превратила их доселе тихое местечко одна взбалмошная беременная персиянка со своей совершенно разнузданной семейкой. Уж как Соня любила смеяться! Бог свидетель, как Уве тоскует по ее смеху.

Бок о бок с кошаком Уве идет на автостоянку. Пинает мыском таблички, крепко ли сидят. Дергает за ручки гаражей. Проходит взад-вперед по гостевой парковке. Заглядывает на мусорку. На обратном пути, уже на подходе к своему сараю, чудится Уве, что у крайнего дома с той стороны улочки, где живут Патрик с Парване, как будто ходит кто-то. Сперва Уве думает: может, кто из гостей Парване. Потом видит, что фигура жмется к сараю тех самых коммунистов, что устроили «мусорную революцию». А те, рассуждает Уве, сейчас вроде как в Таиланде. Всматривается в темноту: может, померещилось? Может, просто тени мельтешат на снегу? Однако в тот самый миг, когда он уже готов признать, что зрение у него уже не то, что прежде, фигура вдруг возникает снова. А за ней – еще две. А потом он отчетливо слышит, как потихоньку бьют молотком в окно, заклеенное скотчем. Чтоб не зазвенело, не осыпалось стекло. Уве хорошо знаком этот звук – сами так делали в депо: перед тем как выбить осколки из разбитых вагонных окон, заклеивали, чтоб не порезать пальцы.

– Эй, вы! – кричит он во тьму. – Вы чем там занимаетесь?

Фигуры у дома замирают. Слышно, как перешептываются.

– Кому говорят! – рявкает Уве и бегом к ним.

Кто-то из них делает пару шагов навстречу Уве, кто-то кричит. Уве прибавляет ходу, несется, как живой снаряд, пущенный из катапульты. Нет бы мне взять что-нибудь поувесистей из сарая, спохватывается он, да поздно. Краем глаза заметив у одной фигуры в руке что-то узкое, решает: разбираться надо с ним в первую очередь.

Почувствовав укол в грудь, Уве сперва думает, что кто-то из этих типов исхитрился обойти его и ударил кулаком сзади. Но следует еще укол – жгучий, будто кто шпагой проткнул насквозь, от макушки до пят. Уве хватает ртом воздух, но воздуха взять неоткуда. Споткнувшись на ходу, Уве валится ничком и растягивается в снегу, впечатавшись в него всей массой. В полузабытьи еще чувствует тупую боль в щеке, которую, падая, ободрал об ледяную корку, чувствует, как нутро его точно стиснул огромный беспощадный кулак. Как давят в руке жестяную банку.