Эльдар Ахадов - Крайний Север

– Можно? … твою мать!

И оттуда, из джипа, радостный такой, даже нежный, широкий мужской голос в ответ:

– Можно-можно! Мать твою …!

Какая широта души, а?! Ведь про маты оба даже не задумываются. Да, ну? Какие ж это маты? Это ж – любовь жаркая, северная, до гробовой доски! И ругань эту вовсе руганью не воспринимают – оба! И счастливы оба! Вот так вот. Хотя, может, они и незнакомы даже? Не знаю, не знаю…

Захожу в магазин, поесть беру: того-сего, по мелочи. Продавщица считает

– С Вас 187 рублей.

Достаю :пятитысячную купюру, других денег при себе нет. А у продавщицы явно нет сдачи. Что делать будем?

– Да, ладно, – машет она мне рукой, – идите!

Отворачивается и уходит вообще. Вот такой вот народ. Северяне…

Вешаю почтовый ящик в общем коридоре на первом этаже рядом с другими. У меня – новенький, ровненький. А соседские – все какие-то погнутые и частью облупленные. Следующим вечером вижу печальную картину: мой почтовый ящик избит донельзя, металлическая дверка выгнута внутрь явно целенаправленными ударами, били скорее всего ногами. Свежая краска, увы, облуплена и покоцана.

М-да, думаю: что же дальше-то будет? А дальше – ничего. Всё как у всех, ящик больше никто не трогает. Мало того: давно уже замечаю, что и писем чужих никто неделями не трогает. Ничьих писем. Даже, когда они не в ящиках, а так просто – рядом лежат. На полочке. И квитанций на получение переводов денежных – тоже никто не трогает. У северной логики, даже хулиганской, нет прямых путей.

Выхожу однажды из аэропорта, беру такси. Цены местные знаю. Спрашиваю для порядка:

– Сколько?

Заламывает двойную цену. Начинаю спорить. Таксист – ни в какую не сбавляет. Ну, и чёрт с тобой! Сажусь в машину. Едем. Дорогой разговорились. О том, о сём, о жизни, о семье. Подъезжаем к дому. Лезу в карман за деньгами, а он… машет рукой: – Какие деньги? И не думай даже! Мы же свои – северяне!

Так и уехал. Ни копейки не взял… Ну, что за люди? Где ж таких чудиков ещё встретишь?

Вот она: длится и длится бесконечно – снежная колея зимней дороги. Она делается из снега, растолканного грейдерами и примятого тяжеленными волокушами «Кировцев». Всюду только снег. И дорога тоже из снега…

Есть общее в поведении водителей, пробивающих зимник: сами водители могут быть какими угодно разными, но есть одно, в чем все они поступают совершенно одинаково. Ни одного исключения из этого правила я не встречал…

У любого пути есть начальная и конечная точки. Разумеется, водитель знает, откуда он выехал и понимает, куда ему следует прибыть. Но самой дороги-то нет! Я показываю ему путь в безбрежной многосоткилометровой снежной целине. И этот факт, что никакого пути впереди нет, что это мы обязаны его проложить, совершенно выбивает его из обыденности.

Он не знает чего опасаться, и потому постоянно ноет, нудит, ворчит, внутренне паникует. Он не в себе. Он то и дело снижает скорость, он радуется каждой непредвиденной остановке, он, как говорится, выбит из колеи! Как так? Надо ехать, а ехать некуда, колеи-то привычной нет! Некоторые начинают спорить со мной, им вечно кажется, что мы заблудились и едем не туда! А куда ехать «туда» – они сказать не могут. И это их бесит и пугает.

Но не об этом я хотел сказать, а о том, как ведут себя водители в следующий раз: после первого благополучно пройденного от начала и до самого конца пути. Как бы они ни критиковали пройденную трассу, какие бы сомнения ни выражали… после того, как путь пройден, абсолютно все водители ведут себя одинаково: отныне и навсегда они ездят именно этим путем по собственной колее! Никаких отклонений ни вправо, ни влево!

Они могут продавить и изнахратить колею так, что по ней можно будет идти, как по окопу, но с колеи не сойдут ни на пядь! В крайнем случае – пророют колёсами параллельную колею. Всё руганное прежде забыто. Нет ничего лучше своей собственной на раз уже приведшей к успеху колеи. Никакими клещами их с неё теперь не выдрать.

Истинно говорю вам: водители могут быть самыми разными по интеллекту, по характеру, по чему угодно, но это правило для всех незыблемо, как скала.

Любой, кто хотя бы раз оказывался в тундре, наверняка ощущал некую особость, непохожесть ни на что прежде виденное – не только её природы, но и самого пространства, в котором она находится… Необыкновенно низкое небо: иногда кажется, что космос начинается сразу за стелющимися облаками, да и до самих облаков – вроде как рукой подать. То, о чем я хочу сказать, в общем-то, сложно назвать миражами в классическом их смысле. Это скорее именно неадекватное восприятие действительности под влиянием пространства и времени, в которых находишься.

К примеру, едешь глубокой ночью при свете фар в вездеходе по бесконечной заснеженной равнине, и вдруг впереди возникает огромная – до небес гора, а слева – другая, а справа – третья: по-марсиански гигантские, явно непреодолимые ни одним живым существом горные ландшафты – с безумными пропастями и вершинами. Что это? Откуда? Как теперь выбираться? Продолжаем движение прямо в горную стену, надвигающуюся на нас, и поднимаемся по ней вверх по вертикали, как это ни жутко себе представить. Наверху останавливаемся, оборачиваем фары и видим, что за нами остался совершенно незначительный по высоте бугор или край овражка. А впереди – ровное белое пространство без всяких горных признаков.

Ранняя осень. Летим в вертолёте над желто-красно-зелёно-коричнево-бурой тундрой. Летим невысоко. Внизу под нами – отдельные высокие лиственницы огненного цвета и золотистые берёзы. Озадаченно гляжу и размышляю: откуда здесь взялись такие высокие деревья? Вертолёт садится. Выхожу и тут же понимаю, что виденное мной несколько мгновений назад – никак не соответствует действительности: даже самые «могучие» лиственницы на деле ростом чуть выше меня, а березки – и вовсе карликовые. А смотрел я в вертолете на землю – через раскрытый иллюминатор, так что никакого искажающего воздействия стекла на зрение не могло быть. Да и коллеги мои видели то же самое. Удивительные люди, кстати говоря: седовласый буровик Сергей Никифорович, бодро, как мальчишка, несмотря на свои пропорции, скачущий по тундровому кочкарнику, или начальница геологической службы Анастасия Борисовна с озорной сверкающей сережкой в ноздре (между прочим, у неё – взрослая дочь) … Опытные, серьёзные люди, много лет проработавшие в тяжелейших условиях Крайнего Севера. Это они, северяне, совершают здесь порой невозможное, такое, чему любые показные телевизионные шоу с преодолениями препятствий, которые транслируются на всю страну… в подмётки не годятся! Горжусь ими точно так же, как своим земляком Фарманом Салмановым, когда-то на свой страх и риск приведшим в тюменские болота свою геологоразведочную партию и в результате открывшему для страны уникальные по запасам залежи нефти и газа. А ведь никаких указаний «сверху» у него не было! И если бы он ошибся – головы ему не сносить. Но он не ошибся…