Адель Фабер - Свободные родители, свободные дети

Как бы я хотела, чтобы их отношения стали прежними! Ребенок не в состоянии выносить постоянную критику. Я вспомнила о том, что произошло прошлым вечером. Энди целый день ждал отца, чтобы показать ему свою работу. Тед очень старался. Он изо всех сил демонстрировал свой энтузиазм. Но надолго его не хватило: «Посмотри только на себя! Ты весь измазался клеем, а я еще даже не заплатил за твой новый свитер. Не мог бы ты в следующий раз сделать что-нибудь, не извозившись, как поросенок?» Энди был раздавлен.

Не помогал нам и Дэвид. Хотя, чего ожидать от одиннадцатилетнего мальчишки? Особенно от того, кому приходится наблюдать, как мамочка балует младшего брата, говоря старшему, что он для таких нежностей уже слишком большой. Неудивительно, что при любой возможности Дэвид старается поддразнить Энди.

Хорошо. Значит, ничьей вины в этом нет. Всего лишь стечение обстоятельств. Но что же нам делать в этой ситуации?

Мои мысли прервал жизнерадостный голос Хелен:

– Джен, видела бы ты себя! Что-то случилось?

Я постаралась заулыбаться, но надолго улыбки не хватило. Меня словно прорвало:

– Хелен, меня беспокоит Энди. Он не похож на других мальчиков его возраста. Он такой незрелый. К восьми годам он же должен научиться справляться со своим настроением, верно? Энди страдает из-за всего на свете – из-за серьезных проблем и мелочей. Это ненормально. Сломанный карандаш, поцарапанный палец, умершая кошка – он на все реагирует одинаково. Да что я тебе рассказываю, ты же его знаешь! Он практически постоянно ведет себя как беспомощный малыш!

Хелен даже остановилась.

– Подожди-ка, – медленно сказала она, – думаю, я понимаю, о чем ты говоришь. Я знаю, что Энди очень чувствительный – его легко расстроить. Но это не определяет его характер. Когда я думаю об Энди, то вижу перед собой мальчика, обладающего богатым воображением. Он не просто копирует. Он придумывает. Он разрабатывает концепции.

Я понятия не имела, о чем она говорит.

– Ты имеешь в виду его мелкие изобретения?

– Мелкие?! – изумилась Хелен. – Может быть, его вещицы невелики, но в них живет большой дух. То, что для Энди совершенно естественно, многие художники не находят за всю жизнь. В нем есть смелость – он не боится рисковать и изучать неизведанное…

– Хелен, ты очень добра, и я это ценю, но…

– Я вовсе не добра, – перебила меня Хелен. – Я говорю об Энди объективно, но с художественной точки зрения. Я говорю тебе, что для работ подобного масштаба необходима огромная сосредоточенность, настойчивость и зрелость.

– Ты хочешь сказать, что Энди – зрелый художник? – поразилась я.

– Хныканье и жалобы – это все временное, – продолжала Хелен. – Может быть, он так пытается показать тебе, что его что-то беспокоит… Но, Джен, настоящий он – это его работа !

Я обняла ее прямо на улице.

– Что ты делаешь? – удивилась она.

– Ты знаешь!

Еще одно слово, и я разрыдалась бы.

Обо всем этом я поговорила с Тедом в тот же вечер. Я закрыла дверь спальни и рассказала ему все – о Нелл, о Ли, о ролях и смене ролей. Я рассказала о том, что можно помочь ребенку измениться, изменив собственное к нему отношение. А потом я повторила все то, что Хелен сказала об Энди, и о том, что ее восприятие значит для меня.

Судя по всему, мои слова мужа не заинтересовали. Я стала более настойчивой. Мне так хотелось, чтобы он понял меня. Может быть, главная проблема нашего сына в том, как мы его воспринимаем? Пока мы не увидим в нем взрослого человека, не нуждающегося в нашей защите, он не станет таким. И я призналась Теду, что намерена изменить свое отношение к сыну.

Произнести то, что я произнесла потом, мне было очень нелегко. Я никак не могла придумать, как сделать это потактичнее. Я сказала Теду, что мне нужна его помощь. Я попросила его не быть таким резким с Энди, потому что это меня раздражает. Одно резкое слово, и я тут же бросаюсь на защиту «моего малыша» от «отца-злодея».

Судя по всему, я наступила на любимую мозоль. Тед тут же выложил мне все, что он обо мне думает. Ему казалось, что я вижу в нем здоровенного, жестокого, бесчувственного самца, от которого нужно защищать ребенка.

Я была поражена. Мне и в голову не приходило, что Тед может так думать. Я сразу же поклялась, что больше такого не будет, что с этой минуты я стану другим человеком. Но я умоляла и Теда измениться. Я напомнила ему о клее на свитере. «Энди так хотел, чтобы ты его похвалил, – сказала я. – Он не мог вынести твоего сарказма. Когда он ошибается, просто подсказывай ему направление. Ты же мог сказать: «Если собираешься работать с клеем, надевай старую одежду». Он отреагирует на такие слова иначе… Знаешь, если бы ты записался в группу отцов, которую ведет доктор Гинотт… Тед, ты не хочешь побывать на этих занятиях?

Тед помрачнел.

– Нет. Мне это неинтересно, – процедил он сквозь зубы. – Я тебя понял. Я постараюсь вести себя с Энди по-другому, потому что сам хочу этого. Но это будут мои усилия, мои мысли. Не нужно навязывать мне чужие. Даже если тебе это не нравится, ты не должна меня исправлять. И никаких оценок!

И тут в дверь постучала Джилл.

– Родители, вы чем там занимаетесь? Вы просидели у себя целый вечер! Папа, помоги мне с домашней работой!

Тед вышел.

А я ощутила огромную усталость и незаметно для себя заснула. Проснулась я уже утром. Всю ночь я проспала одетой.

После этого дня в нашей семье произошли перемены – драматические и почти неощутимые. Целых полгода я фиксировала события и мысли, которые казались мне важными и значимыми.

В тот же день

Я не могла дождаться, когда можно будет приступить к развитию самых сильных сторон моего мальчика – его воображения, его настойчивости, его зрелости.

И тут он вошел в комнату, пижамные штаны волочились по полу. Энди шмыгал носом и хныкал:

– Я не пойду сегодня в школу.

Я пощупала его лоб. Холодный. Раньше шмыгающий нос был веским основанием для того, чтобы остаться дома.

Но не сегодня. Сегодня началась новая эра. С сегодняшнего дня он должен перестать думать о себе как о слабом, болезненном ребенке.

– У тебя нет температуры, дорогой, – сказала я. – Хочешь сначала позавтракать, а потом одеться или наоборот?

Энди недоверчиво посмотрел на меня, а потом произнес:

– Я сначала оденусь.

Тут уже настала моя очередь удивляться. Он действительно собирался идти в школу.

В тот же день

Энди вернулся домой из школы с заявлением о приеме в детскую бейсбольную команду и с запиской о том, что тренировки будут продолжаться месяц. Он смотрел прямо на меня, ожидая моей реакции.

Я была поражена. Бейсбол всегда был для Энди ругательством. Неужели за одно утро он стал другим человеком? Удивительно! Но он прежде никогда не играл в мяч. А бейсбол – такая жесткая игра… Я слышала, что тренеры очень грубы… Он этого просто не выдержит… И я снова вспомнила о своей решимости. Я должна взять себя в руки, иначе он все поймет по моему взгляду.