Клаудия Голд - От разногласий к близости. Почему взлеты и падения – ключ к лучшим отношениям

Бразелтон стал одним из самых уважаемых и влиятельных педиатров страны. Подобно своему британскому коллеге Дональду Винникотту, он черпал идеи из психоанализа и опыта собственной педиатрической практики, полностью погружаясь в жизнь маленьких пациентов и их родителей. Именно он во время наших субботних посещений родильного отделения больницы «Гора Оберн» в Кембридже открыл мне глаза на способности новорожденных.

Сегодня они, как правило, находятся в одной палате с матерями, но в те времена малышей в течение пяти дней обычно держали в отдельном помещении, давая роженице отдохнуть. По субботам мы встречались с Берри и шли в палату для новорожденных. Часто нас сопровождал Брунер. Завернутые в полосатые розово-голубые одеяльца младенцы в возрасте от нескольких часов до пяти дней лежали в пластиковых колыбельках перед застекленной стеной. Пахло детской присыпкой, банным мылом и мокрыми пеленками.

Берри всегда носил с собой несессер, в котором лежали его инструменты: фонарик, пластиковая коробочка с попкорном (она служила погремушкой, но с очень нежным и тихим звуком) и прочие нужные для обследования вещи.

Ни на шаг не отставая от Бразелтона, я наблюдал, как он обходил ряды спящих малышей, а затем выбирал среди них одного. Потом ласково что-то говорил ему, брал в свои большие, надежные руки, поворачивал, тряс возле ушка самодельной погремушкой, светил в личико фонариком, вызывая реакции малыша. Затем проверял рефлексы: постукивал по ладошке, вызывая хватательный рефлекс, по щечке, вызывая поисковый рефлекс новорожденного – младенец поворачивал головку и открывал ротик в ожидании бутылочки или материнской груди.

Многие его действия были стандартными педиатрическими процедурами. Но у Бразелтона были и собственные разработки: он оценивал социальные возможности новорожденного, отмечая, например, как малыш реагирует на лицо и голос, может ли самостоятельно успокаиваться. Берри обладал уникальной способностью настраивать себя на одну волну с ребенком и просто наблюдать. Он ни на что не отвлекался, был полностью сосредоточен на младенце. Новорожденные следили взглядом как за предметами, так и за лицами. Выражения на их личиках – и движения конечностей – менялись в зависимости от того, на что они смотрят: на неодушевленный предмет или человеческое лицо. Ребенок всего нескольких часов от роду способен различать людей и предметы! Откуда младенцы об этом знают? Какой смысл извлекают из окружающего мира? Эти крошечные человечки оказались куда смышленее, чем я полагал!

Наблюдая за манипуляциями Берри, я видел, что новорожденные не просто бодрствуют или спят. Бразелтон пояснил, что у них выделяются шесть четко различимых состояний – от глубокого сна через тихое бодрствование до активного плача. Мы заметили, что каждому ребенку присущ собственный путь перехода от одного состояния к другому. Некоторые двигались от сна к тихому бодрствованию и активному крику постепенно, другие кричали не переставая, а потом вдруг мгновенно засыпали, третьи же не следовали никакой постоянной модели.

Берри каким-то образом видел в каждом младенце личность – то, какой он есть и каким может стать. Современные вариации этих наблюдений, включая Оценочную шкалу поведения новорожденных Бразелтона (NBAS), или Систему наблюдений за поведением новорожденного (NBO), или Шкалу нейроповеденческого развития грудных детей, получавших интенсивную терапию (NNNS), сегодня обычно предполагают участие родителей, но в то время они при обследовании не присутствовали. Однако Бразелтон уже тогда считал, что должен делиться своими наблюдениями с родителями. Часто он, позанимавшись с ребенком, выходил из палаты и беседовал с ними: рассказывал, что представляет собой их малыш, чтобы они почувствовали уникальность его личности. Бразелтон понимал, как важно для родителей с самого начала знать, каким образом их ребенок осуществляет общение. Он разъяснял, к чему особенно чувствителен малыш, способен ли успокаиваться без посторонней помощи, как держать ребенка, чтобы ему это нравилось. Порой приходилось сообщать и неприятные, но важные вещи, например, расстроенного ребенка будет трудно успокоить.

Бразелтон ставил перед собой следующую задачу: настроить родителей на то, чтобы они сами увидели в своем ребенке уникальную самостоятельную личность, а не некое нафантазированное «дитя мечты». Он такой, какой есть. И потрясенные родители слушали рассказы о своем малыше, с которым доктор провел совсем немного времени.

Бразелтон стремился систематизировать методику обследования, чтобы она была доступна и другим врачам и медсестрам, которые, пользуясь ею, смогли бы продемонстрировать родителям, что их малыши – уже сложные, на многое способные личности.

В мои задачи входили наблюдение за процессом и помощь Берри в систематизации. Я усердно записывал все увиденное, однако этим моя роль не ограничивалась. Каждую субботу передо мной разворачивалось необычайное зрелище. Да, подход был сугубо научным, но в нем также присутствовали искусство, интуиция и эмпатия. Бразелтон казался мне заклинателем, переводчиком с «детского языка», способным разговаривать с новорожденными взглядом и прикосновениями.

Мне казалось, что к переезду в Бостон я изучил всю специальную литературу о периоде младенчества, и считал, что знаю о малышах абсолютно все, хотя единственными младенцами, с которыми я имел дело в лаборатории Харлоу, были детеныши макак-резусов. Но, поработав под началом Берри, я вскоре понял, что мои знания почти равны нулю. Во время субботних обходов он наглядно продемонстрировал, что и другие психологи того времени ничего не знали о новорожденных.

Берри вызывал у младенцев до той поры никем не описанные реакции. По сути, малыши делали то, что, по убеждению психологов, делать еще не могли, например на звук материнского голоса поворачивали головки на 90 градусов направо или налево, а получив новую сенсорную информацию, закрывали глаза и отворачивались, таким образом стараясь успокоить себя. Дети появлялись на свет с уже заложенной в них способностью вступать во взаимоотношения!

Оказалось, что новорожденный – отнюдь не пассивный реципиент общения, а активный его участник. Я решил проверить наши наблюдения. На это и был нацелен эксперимент «Каменное лицо». Как тогда считалось, мать полностью контролирует младенца, именно она является инициатором взаимодействия. А что произойдет, если я исключу мать как активного игрока? Что будет делать ребенок? Начав эксперимент и просмотрев первые видеозаписи, я сразу понял, что распространенные представления в корне ошибочны. Это было поразительно – и восхитительно!