Райчел Мид - Пламенное сердце

Я не поверил собственным ушам.

– Они отправили тебя на перевоспитание за это?

– Нет. Но все это крошки, как сказал бы Маркус. Это привлекло повышенное внимание ко мне, а если они узнают, чем я занимаюсь… они могут попытаться повторно нанести мне татуировку. А я не могу этого допустить. Я не дам им этого сделать. Я не стану такой, как Кит.

От гнева в ее карих глазах появились золотистые искры, но, несмотря на ярость и страстность, я видел, как ей страшно. Мне нестерпимо захотелось взглянуть на ауру Сидни, но я подавил желание – и ради принципа, и… я не был уверен, что смогу ее увидеть.

Прошло уже две недели с того момента, как я воспользовался рецептом Эйнштейна. В первую неделю я не замечал никаких перемен – за исключением сна. Я действительно стал спать, больше не таращился часами в потолок, пытаясь задремать. Я кидался на постель, лежал минут пятнадцать и постепенно отключался. Но это не походило на действие снотворного. По большей части это походило на то, что беличье колесо у меня в голове перестало срываться с резьбы. Мои мысли просто успокаивались к ночи, позволяя мне чувствовать себя так, как нормальные люди чувствуют себя всегда.

В последнюю неделю я заметил более серьезные изменения. Я стал более терпеливым. Я лучше обдумывал происходящее. Не сказать, что я сделался уравновешенным, полностью контролирующим себя человеком. У меня до сих пор сохранялась куча всего, что Сидни, наверное, назвала бы «Ивашковские моменты». Прослушивание на ночь пинкфлойдовской «Темной стороны луны» навевало на меня уныние и погружало в размышления о смысле жизни, и в результате я покупал черные краски, чтобы выразить свои метафизические мысли. А когда я сдал треклятый автопортрет, то сказал преподавательнице, что если она захочет держать его в своем будуаре, я пойму. Ответ был отрицательным.

Это было самой дурацкой моей выходкой за последние две недели, но по сравнению с прошлым, все было очень неплохо. И, что еще более важно, у меня не возникало ощущения, что я не контролирую ситуацию. Изнуряющая тьма не накрывала меня. И тетя Татьяна помалкивала.

Я считал, что сорвал джекпот, пока через день после реплики насчет будуара не увидел преподавательницу в кампусе и не решил проверить, будут ли у меня неприятности из-за этого ляпа. Я обратился к духу, чтобы тайком взглянуть на ее ауру, – и ничего не получилось, будто пытаешься завести мотор машины в лютый мороз. В конце концов, с третьей попытки магия заработала, и ее аура вспыхнула перед моим взглядом.

Это было четыре дня назад, и я с перепугу не решался больше использовать дух. Я не был уверен, что смогу справиться с полученным результатом. Может, у меня тогда был неудачный день? Может, дух по-прежнему функционирует нормально? Или он угасает, или вовсе исчез? Я не знал, как мне отнестись к этому. Радоваться? Или горевать?

Паника грозила захлестнуть меня, и мне потребовалось время, чтобы изгнать навязчивые мысли и сохранить спокойствие. Сейчас вопрос не в духе, главное – Сидни. Я должен быть рядом с ней.

Дело в том, что я не рассказал ей про мое лекарство. Я даже про Эйнштейна ей не сообщил. Отчасти мне хотелось, чтобы Сидни узнала, что я исключительно стараюсь ради нее, – но с другой стороны, я слишком нервничал из-за конечных результатов приема лекарства. Я опасался, что зря обнадежу ее, а потом разочарую. И еще я боялся, что таблетки будут действовать, а я откажусь от них, потому что не совладаю с переменами. Я решил держать Сидни в неведении. По крайней мере, пока. Мне самому надо разобраться, что происходит. Пусть она думает, что я ничего не делаю, – тогда и провал не станет для меня катастрофой.

– Что от меня требуется? – спросил я.

– От нас, – поправила Джеки.

Я невольно улыбнулся. Мне не трудно играть на публику, делая вид, что все прекрасно. А вот подлинные любовь и уважение я испытывал куда реже, но Джеки преодолела оба барьера. В значительной мере потому, что она заботилась о Сидни и готова была сделать для нее все, что угодно. Вот за что я ценил Джеки. А еще за то, что ей достаточно было узнать лишь половину правды, чтобы захотеть помочь. Это являлось дополнительным бонусом. Спасибо сверхъестественному. Джеки прекрасно умела реагировать на новые, необъяснимые сложности.

– Я собираюсь использовать свой состав, – сказала Сидни. Она сцепила руки для того, чтобы они не дрожали. – Я добавила соль в связующий раствор и в чернила. Они кажутся стабильными, и теперь задача состоит в том, чтобы сделать татуировку объекту.

– У тебя он уже есть? – Я огляделся – может, я кого-то не заметил? Но нет, нас было только трое. – Кто-нибудь из кошек? – выпалил я.

Внезапно в дверь постучали, и мгновение спустя Джеки впустила Трея Хуареса. Ничего себе, номер! Я пару раз болтал с ним. Если не считать того, что он родился в сообществе, которое пыталось убить Соню Карп, в остальном Трей был вполне приличным парнем. Сидни считала его своим другом, несмотря на прошлые перипетии, а ее мнение дорого стоило. И то, что она пригласила его сюда, о многом говорило.

– Мистер Хуарес, какая приятная неожиданность!

Ясно было, что Джеки и вправду сильно удивлена.

– Миз Т, и почему вы не пригласили меня раньше? Я первый начал у вас заниматься! А Мельбурн постоянно у вас торчит!

Он одарил Джеки улыбкой, которая вполне могла бы входить в мой репертуар и, вероятно, творила чудеса с женщинами. В отличие от Нейла, который, похоже, очаровывал женщин непроизвольно, Трей был профи. Хорошо, что он зациклился на Ангелине, а то кто его знает?.. Вдруг симпатичный спортивный смертный стал бы для моей Сидни лучшим партнером, чем нестабильный художник-вампир?

Джеки закатила глаза, показывая, что на нее подобные ухищрения не действуют.

– Увы! Полагаю, мистер Хуарес и есть твой объект?

Когда Сидни кивнула, я спросил:

– И как именно ты собираешься работать? Нанесешь новый рисунок? Или пройдешься шприцем по готовой?

Маркусу, когда «взламывал» ее татуировку, потребовался лишь шприц. Это была одна из тех полезных вещей, которые Маркус сделал, прежде чем уехать: он впрыснул в лилию-татуировку Сидни немного чернил, в состав которых входила кровь вампира. Они уничтожили воздействие татуировки, но требовалось еще запечатать золотую лилию, иначе Сидни оставалась уязвима для повторного воздействия со стороны алхимиков.

– Никакого шприца, – отчеканила Сидни. – Нам потребуется существенное количество чернил, и кроме того, надо позаботиться, чтобы они попали в дерму – в слой кожи, лежащий под поверхностным эпителием.

– Ага, – пробормотал я. Вероятно, я понял, хотя, по-моему, объяснение про дерму прозвучало специально для меня. – Тебе нужно много чернил. Каков твой план?