Татьяна Форш - Дневник бессмертного

– Скажи, а как это – быть бессмертным?

Глаза Влада словно выцвели. Он защелкнул медальон, рывком отстранился от меня и снова склонился над книгой, сосредоточенно принимаясь листать пожелтевшие страницы.

– Эй? А обязательно так реагировать? – Что-то невероятно знакомое почудилось мне в этой ситуации, и ощущение дежавю заставило меня действовать: спрашивать, говорить. Все, что угодно, только бы уничтожить это напряженное молчание и… вину? Откуда взялись эти чувства? – Может, объяснишь? Я что-то не то спросила?

– Нет, – бросил он, не отрывая взгляда от книги. – Просто ты повторяешься, а у нас мало времени на повторы. Кстати, – Влад сменил тему, – сегодня мы заночуем здесь. Опасно выходить ночью в лес, особенно мне. Не все белохвостые отнесутся лояльно к нашей благой цели. Поэтому, – он все-таки посмотрел на меня и успокаивающе улыбнулся, – дай мне немного времени, чтобы найти заговор, а после я отвечу на все твои вопросы. Обещаю.

Я кивнула. Влад снова принялся листать книгу, а я задумалась.

Не припомню, чтобы я еще когда-либо задавала ему вопрос о бессмертии, в котором убедилась всего несколько минут назад.

Тут дверь распахнулась, и в дом шагнул отец Яр о слав. В одной руке он держал небольшую корзинку, в другой графин с прозрачной водой.

– Не знаю, удовлетворит ли вас простая еда, но… чем богаты. – Он поставил графин и корзину на стол. – Пироги, похлебка, овощи. И вода.

– Освященная? – Влад взглянул на него.

Священник покачал головой.

– Обычная. Кстати, хотел спросить. Останетесь на ночь или уйдете?

– Останемся. – Влад снова уткнулся в текст.

Отец Яр взглянул на меня. В ответ я только пожала плечами, на что тот вздохнул.

– Тогда пойду, схожу за спальниками. Если захотите по нужде – отхожее место сразу за домом.

Я проводила взглядом его рослую фигуру, придвинула к себе корзинку, ноутбук и принялась совмещать полезное с приятным. После прозвучавших откровений любопытство решило извести меня окончательно.

«Когда впереди выросли стены замка, я оглянулся и успокоенно выдохнул:

– Лисы отстали.

– Нет, это временное затишье. – Катарина взглянула поверх моего плеча. – Ты увез меня. Бабушка не оставит это так. Вскоре замок будет осажден ее слугами.

– Они тебя не получат! – Я вдохнул запах ее волос и… натянул удила. Гром остановился как вкопанный в двух шагах от отца Яна.

Откуда он взялся? Почему я не заметил его раньше?

Катарина сжала мою руку.

– Я уже видела где-то этого человека. Кто он? Что ему надо?

– Подожди меня. Я сейчас. – Дождавшись, когда она возьмет удила, я спешился и подошел к нему. – Что ты тут делаешь… отец? Или…

– Если хочешь, называй меня так. Неужели София поведала тебе свою тайну? – Он хмуро усмехнулся и, внимательно оглядев меня, прищурился. – Когда? До твоего обращения в адскую тварь или после?

– Не все ли равно? – Я постарался остаться бесстрастным. С первых секунд нашей встречи я чувствовал родство и потому доверял ему безоговорочно, а он, вместо того чтобы предупредить, спасти – наблюдал! – Если хотел что-то сказать – слушаю. Нет – прощай. Мы торопимся.

– Да. Хотел. Прежде всего, сказать тебе «прости». Еще до твоего рождения я обещал вернуться, и я вернулся, чтобы спасти тебя.

– А тебе не кажется, что ты несколько опоздал? Я ведь теперь не твой сын, а «адская тварь». Кажется, так ты меня назвал?

– Опоздал. Но осталось последнее. Очищение огнем! Позволь мне сделать для тебя то, что я должен сделать – позволь спасти твою душу. Позволь вернуть тебя в рай! Но это случится, только если ты добровольно предашь себя огню.

Я усмехнулся и указал взглядом на пристально наблюдавшую за нами Катарину.

– Если она будет со мной, мне не нужен рай!

– Но… вам нельзя быть вместе, она ведь…

– …из вражеского рода? Да. Я знаю.

– Влад, быстрее! Я вижу их! – Голос Катарины заставил меня не мешкая вернуться в седло. Взглянув туда, куда указывал ее пальчик, вначале я ничего не разглядел, кроме какого-то странно белесого поля у стен замка. Затем до меня дошло.

– Лисы? – Их шкуры переливались отраженным светом уходящей луны, и казалось, что в эту теплую весеннюю ночь все поле у замка покрыл снег.

– И их очень много. Но скоро наступит рассвет.

– Тогда они уйдут? – Я прищурился, разглядывая движущийся ковер.

– Нет, они обратятся. – Губ Катарины коснулась невеселая усмешка. – Они не уйдут, пока не получат меня. Влад, может, не стоит рисковать многими жизнями из-за одной? Позволь мне вернуться к себе в имение.

– И не мечтай! – зло рявкнул я, с силой прижимая ее к себе, и протянул руку отцу. – Садись. Прорвемся в замок. Обещаю, тебя никто не станет обращать или убивать. Осада закончится, и ты уйдешь. Бессмертные – не чудовища, способные ради пищи убить божьего человека. Мы просто… другие.

Отец медлил мгновение, а в следующий миг уже сидел на Громе позади меня. Я похлопал жеребца по шее.

Тяжеловато, брат?

Ну, не подведи!

И впился шпорами в его бока. Гром обиженно заржал и сорвался в галоп.

Как мы в ту ночь летели! Гром казался мифическим Пегасом. От его бега сотни, тысячи зверей разбегались в разные стороны, волей-неволей давая нам дорогу. Впрочем, парочка тварей попыталась стащить нас на землю, но болт из арбалета отца Яна и мой меч встретили их серебристые тела, оросив светлое платье Катарины кровавыми каплями. У моста я выхватил рог и несколько раз протрубил.

Только бы открыли ворота! Только бы! Иначе все кончено.

К счастью, одна створка ворот распахнулась прямо перед самым носом коня. Мы влетели во двор, и почти сразу же за нами раздался скрежет и стук. Это слуги торопливо закрывали дверь и задвигали засов. Я спрыгнул с Грома, подхватил Катарину и поставил на камни двора рядом со спешившимся отцом.

Оставшиеся в живых охотники тоже были здесь. Отсалютовав мне, они не подошли, а остались стоять неподалеку от ворот. Что-то взволнованно обсуждая, они бросали на нас настороженные взгляды и жадно прихлебывали из фляжек.

У меня перехватило дыхание от донесшегося терпкого аромата. Я с сожалением коснулся пояса. Моя фляжка осталась где-то в лесу. Жаль…

Первая стадия слабости – голод. Протестуя против обращения в бессмертного, я пытался отказаться от нектара, дарующего силу и жизнь, но… мое восстание бесславно закончилось. Слабость в первые же дни подчинила меня себе. Я не мог пошевелиться, не мог даже дышать, но и умереть я тоже не мог. К тому же кровь в венах становилась огнем и начинала сжигать изнутри невероятной, безумной болью, очень быстро расставляющей все на свои места.