Александр Слепаков - Порно для маленьких

Старые отвратительные, но и молодые отвратительные. Животы, кривые спины, на лицах родинки, прыщи, волосы из ушей, из носа. Баба с усами помидоры продает. К ней очередь выстроилась, как же без помидоров?

Вот Валя из себя мужчина вполне интересный.

Роста повыше среднего, но без глупостей, так метр восемьдесят пять, не больше. Нормальные светлые волосы, никаких залысин. Никакого редколесья, сала, перхоти и так далее, коротко пострижены, просто нормальные, и все. Валя сильный, он отлично сложен. Да и вообще, что за глупая идея, сравнивать Валю с этими. Вот они ходят вокруг и не знают, что Валя – их господин, что их жизнь и смерть зависят от него. Не знают, но в свое время узнают, кто в живых останется.

Что это Валя задает себе такие вопросы – знают, не знают? Какое это вообще имеет значение? Может, Валя дичает? Дичает, как предупреждал Макс?

Ведь он все время среди местных людей, местные совсем дикие. На них можно охотиться, как они сами охотятся на диких животных. Дикие животные никому не принадлежат, они естественная добыча охотника. И дикие люди точно так же. Диким людям необходимо причинять боль, много боли. Потому что только боль удерживает их в подчинении. Они послужат средством для достижения великой цели. Ведь так всегда было. Люди служили средством для достижения цели. А целью были другие люди. На этот раз по крайней мере цель по-настоящему достойна. Не какие-то местные уроды недоразвитые.

Валя представил себе, а что, если бы сейчас весь этот рынок накрыло минометами, например? Ну и что? Поубирают, дождик пройдет, потом пойдет текучка, все забудут. Если посмотреть на это с перспективы космического масштаба, с перспективы больших пространств, то эпизод предстанет микроскопически незначительным. Странно, что Валю вообще беспокоят такие фантазии. Не дичает ли?

Марина Шульман, так ее зовут.

Имя идеально подходит ей. Борис уверен, что именно этим имени и фамилии соответствует взгляд темно-карих глаз, как будто говорящий – вас не приглашали, ну ладно, проходите. Он и сейчас такой, хотя Бориса как раз приглашали.

Имя и фамилия идеально подходят также к белой коже лица, чудесным черным волосам, маленькой точеной фигурке, как будто это уменьшенная копия живой девушки, исполненная для выставки, например, или в научных целях.

Почти все красивые девушки, глядя на тебя, на самом деле смотрят на себя. В твоем лице, как в зеркале, они хотят увидеть себя, такую, какой ты ее видишь.

Но не так обстоят дела в случае Марины Шульман. Покидая условную плоскость лица, ее взгляд не несет в пространство ее образ, а напротив, сам наполняется этим пространством. И всем, что в этом пространстве находится.

Например, тобой.

Они встретились в здании факультета биологии. Марина Шульман зашла туда за материалами для подготовки к вступительным экзаменам. Поступать предстояло на следующий год, вот и надо взять материалы сейчас, чтобы было время подготовится. Это достаточный повод, чтобы зайти.

Ей только исполнится шестнадцать лет, причем через два с половиной месяца. Юное создание. Что вполне соответствует ее маленькой фигурке. Если бы на ней было темно-коричневое платье с белым передником, а на голове две косички, то Борис сразу же повел бы ее в буфет и угостил пирожным, например, корзиночкой с белым кремом.

Но она в обтягивающих джинсах до колен, зеленой майке, стрижка короткая, волосы черные, кожа очень белая. Этот контраст сразу бросается в глаза.

Ни капли не растеряна, чувствует себя совершенно свободно, заговаривая с молодым человеком. И разговор начинается с вопроса, скорее относящегося к жизни взрослых, а не подростков, которые, кстати, и не выглядят старше своих лет.

– Где тут можно покурить? – спрашивает Марина Шульман у Бориса, которого сразу выделила из среды идущих по своим важным делам студентов и преподавателей. Борис никуда не шел, он стоял у окна и смотрел на улицу.

Ей показалось, или это на самом деле было так, Борис чем-то отличался от других заполняющих коридор людей.

А он смотрел в окно и чувствовал, что происходит какая-то странная вещь, причем это явно связано с недавно проявившимся к нему интересом со стороны летучих мышей.

Ведь он эту улицу знает с детства. А сейчас улица выглядит так, будто ее пространство состоит из нескольких пространств, и специально для Бориса они слегка сдвинулись, обнаруживая тем самым свое существование. И сразу вернулись на свои места. Но Борис успел увидеть. И теперь ждал, не повторится ли это. Но улица упорно изображала безразличие, ее не интересует, что там Борису показалось.

Первое впечатление от Марины Шульман было у него такое, что с ее пространством тоже что-то не так. Она в пространстве прорисовывается как-то неестественно четко. Как будто ее дополнительно обвели черным карандашом.

– А еще, – сказала она, – будет отлично, если ты составишь мне компанию. Я собираюсь поступать на следующий год, и ты мог бы мне рассказать про вступительные экзамены. И кроме того… ты очень славный и мне нравишься.

Ты тоже мне очень нравишься, подумал Борис, но не сказал вслух. Ведь она и так это видит и понимает. Она, действительно, видела и понимала.

Она принадлежит к расе маленьких людей. Папа рассказывал, что бывают такие расы. Живут там, где можно спрятаться от больших людей. В тропических лесах, в горах. Это первое сходство с летучими мышами. Второе сходство – возможность понимать друг друга, не произнося слов. Все важное и так понятно.

Они сидели вместе на подоконнике, на лестнице и курили. На лестнице можно было курить, но, как оказалось, нельзя сидеть на подоконнике. Уборщица накричала на них, намекая на их моральную неустойчивость.

Борис воспринял крик спокойно. От отца он слышал, что женский крик надо воспринимать в какой-то степени как детский. В доме, впрочем, он никогда ни женского, ни мужского крика не слышал. Только детский, в основном свой собственный, сестра была тихим ребенком.

Но Марина Шульман сама была женщиной. А ее папа, инженер-химик, владелец большой фирмы, торгующей бытовой техникой и не бедный человек. И она привыкла, что к ней относятся с уважением. Поэтому ей показалось, что на нее наорали слишком по-хамски. Встав с подоконника, она посоветовала уборщице заняться собственной личной жизнью и не комментировать чужую. Уборщица, принимая во внимание свои возраст и внешность, страшно возмутилась выражением «личная жизнь» применительно к ней. Восприняла, как неприличный намек и глубокое оскорбление. Распустились, пороть их некому! Личная жизнь, вы слышали? Совсем совести нет!

Она потребовала, чтобы Марина Шульман назвала свою фамилию. Марина Шульман сказала, что ее зовут Тина Тернер. Уборщица не удивилась странной фамилии, решив, что девушка с Кавказа. Тем более черненькая. Она записала фамилию на обрывке бумаги, и пошла жаловаться на Тину Тернер в деканат.