Галина Бек - Записки доктора Тихонина. Королева летучих мышей

Осенним вечером 1988 года в двери приемного покоя психиатрической больницы постучался мужчина, находившийся в состоянии сильного, душевного волнения и говоривший на непонятном языке. В этот день Т.Т. (Тихон Алексеевич Тихонин), один из интернов больницы, был на ночном дежурстве и, именно к нему на осмотр попал незнакомец. Это был высокий, широкоплечий мужчина с черными, кудрявыми волосами. На вид ему было не больше тридцати лет. Черные, лихорадочно горящие глаза на бледном лице говорили о сильном, нервном потрясении. Возгласы мужчины, произносимые пронзительным и резким голосом, при приближении Т.Т. стали заметно тише. Приветливое выражение на спокойном лице Т.Т. произвели, казалось, умиротворяющее действие на незнакомца. Речь его стала более членораздельной. Он смотрел на Т.Т. с выражением мольбы и без умолка повторял:

– Conjuro te creature per eum qui te creavit in nomine Adonay oro estote mea petitioni. O, Deus, Ens magnus…(Заклинаю тебя творение, тем кто тебя создал, именем Адонаи, приди ко мне на помощь. О, боже, наш всемогущий…)

– Parlo Italiano? (Говорите по-итальянски?)

– Si, signore. ( Да, господин.)

Т.Т. посмотрел с улыбкой на пациента и начал разговаривать с ним на неплохом итальянском. В результате этой беседы Т.Т. выяснил, что иностранец не знает, каким образом, он полураздетый оказался в саду психиатрической больницы, в незнакомом ему городе и стране.

– Хорошо, предположим, что вы не знаете, как попали в Москву, но имя то у вас есть?

– Меня зовут Бутадеус, я был простым сапожником в древнем Иерусалиме. Однажды мимо крыльца моего дома проходил осужденный преступник, несший на себе тяжелый крест, на котором его должны были распять. В тот день я был очень зол из-за ссоры с одним заказчиком, который не заплатил мне за ремонт его старых башмаков. Выйдя на крыльцо немного развеяться, я увидел этого несчастного с крестом на горбу. С мольбой в глазах он посмотрел на меня и попросил разрешения присесть на ступеньку, чтобы отдохнуть. В другое время я, конечно же, пригласил бы его и принес бы ему воды напиться, но, в тот момент, меня, как сорвавшуюся с цепи собаку, несло все дальше от ограничений морали и сострадания. Я начал проклинать и обзывать его всеми ругательными словами… Он посмотрел на меня с искренним сожалением и проследовал дальше со своей тяжелой ношей. Встретив его прощальный взгляд, я понял, что сотворил что-то ужасное, но было поздно что-либо исправлять. Так, из-за своей непомерной гневливости, я был проклят жить вечно. С тех пор я сменил не одну сотню обличий, занятий, мест проживания. Не одну тысячу раз я пытался свести счеты с жизнью: я горел в пламени инквизиторских костров, был не однажды колесован и утоплен. Мне не раз отрубали голову на гильотине. Но, каждый раз после казни, я опять оказывался жив. Таким же тридцатилетним, полным сил мужчиной, только живущем в другом месте.

Т.Т. слушал его с все возрастающим интересом. Он знал много историй, выдуманных шизофрениками: было много Наполеонов, Александров Великих, пришельцев с Сириуса или Марса, но ни в одном, бредовом потоке сознания не утверждалось, что кто-то из них представлял себя «вечным жидом», бессмертным Агасфером. Незнакомец продолжал свой рассказ:

– Вначале я творил ужасные вещи: я грабил, убивал, руководил бандами. Не было ни одной войны в Европе, в которой я не принимал бы самого горячего участия. Меня постоянно жег внутренний огонь, который я пытался гасить, участвуя в сражениях. Я даже переходил со стороны победителей, на сторону проигрывающих, чтобы бойня продолжалась, как можно дольше. Иногда я похищал понравившихся женщин, но ни одна из них не родила мне наследников. Они старели и умирали, а я оставался опять один. После тысячи лет попыток умереть или уменьшить свою боль за счет страданий других, я, наконец, смирился и попытался вымолить прощение у Бога. Не одну сотню лет я провел в непрестанных молитвах, живя праведной, аскетической жизнью отшельника в пустыни, питаясь только акридами. В большую засуху мое почти высохшее тело подобрали путники и привезли в город, чтобы похоронить, но каково было их удивление, когда после глотка воды я ожил, а через неделю был совсем здоров. Однажды ночью я сбежал от этих добрых людей, захватив кое-что из их одежды. Наконец я осознал, что, скорее всего, мое бессмертие это не просто наказание: странно было бы предполагать, что такой никчемный человек мог вызвать такую «нечеловеческую» жажду мести у милостивого Бога. Видимо, мои молитвы были услышаны: отчаяние, владевшее моей душой, преобразовалось в мучительное стремление познать тайну моей судьбы. Я решил выяснить истинное предназначение моего бессмертия, кроме того очевидного, чтобы служить предостережением для лишенных сострадания злобных выродков. У меня были припрятаны награбленные богатства и я, использовал их для получения разрешения заниматься изучением трудов великих мыслителей в библиотеке Ватикана. Проведя там не один десяток лет, я, наконец, понял, почему Данте поместил грешников, склонных к неуправляемому гневу, на большую глубину ада, чем даже убийц. Убийцы могут не иметь чувств, такими они могли родиться, такова их природа. Люди же гневливые, как раз могут испытывать чувства, и они наделены разумом, а раз так, то несут полную ответственность за свою бессмысленную ненависть к другим, поскольку неверно полагают, что все, кроме них, виноваты в их несчастьях. По этому поводу на востоке говорят, что «мудрец ругает себя, а глупец других».

Чтение религиозных текстов в библиотеке Ватикана и изучение светских наук в самых престижных университетах того времени изменили ход моих мыслей. Теперь мне нравилось быть состоятельным и уважаемым членом общества. Я путешествовал по Европе и делал записи значимых событий, происходивших в странах, которые посещал. Мне доводилось беседовать со многими знаменитыми и именитыми учеными разных эпох, начиная со времен средневековья. Этим великим мыслителям я всегда задавал единственный, волновавший меня вопрос: «Если весь этот мир и люди были созданы Богом, то почему он наказывает нас болью и страданиями за наши проступки, вместо того, чтобы просто исправить свое творение?» Никто из философов не дал мне вразумительного ответа. В конце концов, я пришел к крамольному выводу, что у Бога бесконечное множество ипостасей, но для судьбы отдельного человека главными являются только две из них: добрая и злая, и, в какой из них, он явится человеку, зависит от стечения многих обстоятельств. Как в случае с подброшенной монетой, никто не скажет наверняка, на которую из своих сторон она упадет. Может быть, Бог учит людей диалектике, что добро и зло, по сути, «две стороны одной медали», и как без тьмы невозможно понять, что есть свет, так же без наличия света невозможно увидеть тьму. В этом мире все двойственно: хаос порождает космос, из разрушающегося космоса опять происходит хаос. Они как вечные близнецы-антагонисты, которые не могут существовать друг без друга, и каждый из них питается тонкой, духовной энергией их почитателей. «Особенным деликатесом» для них служат душевные муки сторонников их брата-близнеца. При этом невозможно уничтожить одного из них, не погубив другого.