Елена Белова - Вампир… ботаник?

А это оказалась пуговица.

Я похолодела…

Следующие пять минут ковры летали по лавке, как птицы на озере перед отлетом в теплые края. Раз – тип в углу, без сознания или притворяется. Два – тип у баррикады. Вылитая гусеница, даже ползет. И чем я его так замотала? Не горюй, тип, все гусеницы когда-то становятся бабочками… вот еще один, под каким-то перевернутым ящиком. Теперь три – четверка сцепленных теми самыми наручниками мужиков валяется у стеночки и дергается, поминая того самого Шергэллаха. А, это у них злой бог. Нейгэллах добрый, Шергэллах злой, и они все время воруют друг у друга жену-солнце. Заберет добрый – наступает весна, приходит лето, украдет злой – приходят дожди и холод… ладно, чхать мне на местные заморочки с религией, мне бы с собой разобраться. Ведь не могла же я стать людоедкой? Ведь нет?

А пуговица?

Нет, я не думаю, что могла сожрать кого-то… тем более с костями и так далее, но типов вчера было восемь. А сейчас типов в комнате семь. Восьмой где?

– Золото дам! – вмешался в мои мысли голос непутевого похитителя девиц. – Красное, а?

– Отвянь.

– Белое! – уговаривал доро Тиллах. О, кстати. Чего я ломаю голову? Свидетель же есть!

– Слышь, ты, киднеппер…

– Да? – даже не спросил, кто такие эти киднепперы…

– А ну скажи, я тебя случайно не покусала? А то…

– Ик, – тут же ответил похититель.

– Чего?

– Ик.

О-очень понятно!

– Слушай, ты, отвечай, пока я не проголодалась!

Ну вот что я такого сказала? Взял и вырубился прямо посреди разговора. Эх, мужики… Господи, да что ж тут вчера было? Где эта восьмая скотина?

– Не найду – убью, – нелогично пообещала я.

Торшер у стенки дернулся. И ме-э-эдленно так пополз в сторону. Стоп. Торшер? С ногами? Причем с ногами в сапогах и в этих коротких местных штанишках! Особенно если учесть, что до ламп на ножках местные вообще еще не додумались! Одним прыжком я настигла оживший торшер и вжала в стенку, содрав с головы осветительный шар. Открывшееся лицо можно было вешать на «Ю-тубе» под названием «в-такие-минуты-очень-нужен-памперс». Вот и восьмой.

Я тут с ума схожу, а он из себя осветительные приборы строит! Зар-р-раза!

– А ну иди сюда, лампочка Ильича…

– Куда? Зачем? Не на…

– Сюда! Будем из тебя бра делать!

М-да. Кажется, что-то не то сказала. А может, по-здешнему «бра» – это что-то совсем нехорошее? Но мой «торшер» закатил глаза и попытался отключиться. Ну твою же швабру, это называется бандиты… Фиалки, блин.

– Слышь, ты, кто меня заказал? Эй!

Бесполезняк.

Есть тут еще кто живой? Ау! Ага, есть, вон мужик под ящиком! Помню-помню этот ящик. В нем вчера халва была. Помощник Тиллаха дал, вроде как выкуп… когда я… ха, когда я у него пуговицу с рубахи откусила. Почему-то они дружно считали меня чуть ли не людоедкой. Или не чуть? Вернусь к вампиру – пусть объясняет, что он там намалевал на моем лице.

Ничего, от любой славы может быть польза.

И я нежно улыбнулась очнувшемуся киднепперу:

– Что ты, говоришь, мне дать обещал?

Лавку я покидала, нагруженная симпатичным позвякивающим мешочком и ценными сведениями о том, кто меня заказал. Зараза Тиллах так и не сказал имя, но догадаться, в общем, было можно…

– Нуршулта Шерголлах! – прошипел рядом чей-то злой голос. А, я на кого-то налетела. Нет, мне ничего, а он сидит на земле. Мужчина в тюрбане, ничего такой. Причем, похоже, неудачно сидит – из-под подола здешней одежки торчит не то кожура банана, не то еще что-то столь же приятное и вдохновляющее. На что вдохновляющее? Ну вот на это:

– Дочь жирафа! Порождение пьяного быка и черепахи! Смотри, куда идешь, ты, плод союза овцы и…

– И? – заинтересовалась я, когда тирада оборвалась на полуслове.

Взгляд типа в тюрбане прикипел к моему лицу. Я спохватилась, что так и не нашла в лавчонке киднепперов зеркала (в смысле, нашла, даже три, но все битые – похоже, нам с пузом вчера что-то здорово не понравилось). Что ж у меня там такое нарисовано? Ладно, потом узнаю.

– Слушай, мужик, ты же не в претензии?

– Нет…

– Так, может, разойдемся по-хорошему?

– Нет…

– Не поняла. Тебе от меня еще чего-то надо?

– Нет… – Похоже, остальные слова он просто забыл.

– Тогда я пошла.

Так… а куда, интересно, мне идти? Вокруг шумел, скрипел, перекрикивался на разные голоса цветистый восточный базар, и куда идти между всеми этими арбами, тележками, лавками и палатками, я не имела ни малейшего представления. Экскурсовода-то больше не было.

Дорогу спросить оказалось не так-то просто. Прохожие шарахались. Лавки на моем пути как-то поспешно закрывались. Попавшийся на пути ишак завопил дурным голосом и утянул своего хозяина в переулочек подальше от меня. Как же добраться домой? Там вампир, наверное, уже волнуется. Если, конечно, заметил вообще, что меня нет. Если у него очередная «реакция», то фиг заметит.

Еще один поворот, и опять народ втихую рассосался, не доорав восхваления своего товара. Да твою же швабру!

Единственный, кто отважился подойти, был нищий. И то, как выяснилось, слепой. Сунула ему монету – полдороги потом слышала, какая «госпожа красавица». Но дорогу у него не спросишь… В смысле, спросишь, но он-то ориентируется по-другому.

– Тетя, тетя, а почему вы такая большая? – пискнуло из-под ног.

Я вздохнула.

– А может, это ты маленькая?

Синеглазый ангелочек с пухлыми щечками почесал носик и недоверчиво изрек:

– Я не маленькая… мне уже… уже вот! – И мне были продемонстрированы четыре довольно перемазанных пальчика. – Вот. А ты все равно большая. Почему?

– Наргинэ! Наргинэ, о, всемилостивый! – От ближайшей лавки героически бросилась женщина, точней, девчонка. – Отойди от нее, ты!

– Да запросто. Тихо-тихо, я не кусаюсь.

Черноволосая девчонка подхватила свое сокровище, все еще пересчитывающее свои пальчики, и сверкнула глазами:

– Ты не получишь мою дочь!

Дурдом. Тихий…

Эта девчонка (помладше меня, между прочим!) и правда оказалась мамой малышки. Ее звали Алия. И вполне она была отзывчивой. Одолжила мне платок – лицо прикрыть, дорогу показала… и даже не хотела монетку брать. Взяла, только когда я сказала, что это малышке на бусы.

Так что сейчас топала по рынку честь честью, пугала народ только размером. Но этим их не напугаешь.

– Рыба, рыба, рыба! Свежая, копченая, соленая! Продаются рыбьи потроха на гадание! Продается рыба, угу, ароматная! Рыба, рыба, рыба!

– Ножи-и точу… ножи-и точу…

– Рыба, рыба, рыба!

– Крысы! Бойцовые и охранные! Змеи-и-и-и!

– Рыба, рыба, рыба!

– Крысы и змеи!

И глаза с двух сторон: то равнодушные рыбьи, то злые черные бусинки – крысиные. Бр-р-р. Что за ряд такой… неприятный?

– Плети! Наручники! – тут же раздалось справа, как знак того, что нет предела совершенству. – Цепи!