Морин Джонсон - Хроники Академии Сумеречных охотников. Книга II

– Затем, что не все они такие, – ответил Саймон.

– А из чего сделаны фейри? Сумеречные охотники объявили весь Дивный народ злом во плоти, едва ли не худшим, чем демоны, что прорываются из адских измерений в мир людей и творят там свои порочные дела. – Марк усмехнулся, и в лице его промелькнуло что-то дикое и волшебное, словно солнечный свет, мерцающий сквозь паутину. – И мы действительно любим творить порочные дела, Саймон Льюис, а иногда и настоящее зло. Но не все, что мы делаем, плохо. Разве плохо скакать верхом на ветре, бегать наперегонки с волнами, танцевать на горах? Это хорошо – и это все, что у меня осталось. Хоть Дикой Охоте я оказался нужен, и на том спасибо. Так не показать ли мне Сумеречным охотникам, из чего сделаны фейри?

– Не знаю, – покачал головой Саймон. – Мне кажется, и в тех, и в других, есть не только плохое.

Марк улыбнулся – еле заметной ужасающей улыбкой.

– И куда же подевалось хорошее? Я пытаюсь вспоминать истории, которые рассказывал мне отец, – о Джонатане Шэдоухантере, обо всех великих героях, которые некогда хранили человечество от зла. Но мой отец мертв. Северный ветер понемногу уносит его голос, а Закон, который он считал священным, не более свят, чем каракули ребенка на песке. Мы теперь смеемся над теми, кому казалось, что золотой век мог продлиться и дольше. Все хорошее ушло – и не вернется вновь.

Прежде Саймону и в голову не приходило, что в потере памяти могли быть свои плюсы. Но сейчас ему подумалось, что, быть может, судьба была к нему милосердна: ведь он лишился всех воспоминаний разом. Это не так страшно, как то, что творилось с Марком: его воспоминания стирались постепенно, ускользая от него одно за другим в холодную тьму под холмом.

– Жаль, что я не могу вспомнить, – сказал Саймон, – как мы впервые встретились.

– Тогда ты не был человеком, – заметил Марк с горечью в голосе. – Но теперь ты человек. И куда больше похож на Сумеречного охотника, чем я.

Саймон открыл рот – и понял, что слова не идут на язык. Он не знал, что сказать. Это правда; всё, что сказал Блэкторн, – правда. Ведь при виде Марка он сразу подумал: «Фейри!» – и ему стало не по себе. Должно быть, Академия Сумеречных охотников повлияла на него гораздо сильнее, чем ему казалось.

А мир фейри, конечно, тоже повлиял на Марка и очень сильно его изменил – уже почти безвозвратно. В нем чувствовалось что-то жуткое – и это не имело отношения ни к обычному для фейри изящному сложению, ни к заостренным ушам. Ведь теми же приметами фейри обладала и Хелен, но Хелен двигалась как воин, была гордой и храброй, как Сумеречный охотник, и говорила так же, как члены Конклава и нефилимы из Институтов. Марк же говорил так, словно читал стихи, а двигался как танцор. Саймон поневоле задался вопросом, смог бы Марк теперь, после всего, вернуться в мир Сумеречных охотников и не стать изгоем?

А еще его интересовало, разучился ли Блэкторн лгать.

– Как ты думаешь, ученик Сумеречных охотников, кто я? – спросил юноша. – Как думаешь, что я должен делать?

– Показать всем, из чего сделан Марк Блэкторн, – ответил Саймон. – Всем им показать.

– Хелен, Джулиан, Ливия, Тиберий, Друзилла, Октавиан. И Эмма, – прошептал Марк. Такой тон, почтительный и приглушенный, Саймону уже доводилось слышать: в синагоге, на улице, когда мать зовет своих детей, – всегда и всюду, где люди говорят о том, что для них священно. – Мои братья и сестры – Сумеречные охотники, и во имя их я помогу тебе. Обещаю.

Он повернулся и крикнул:

– Хефейд!

Хефейд тотчас выскочил из-за деревьев, навострив фиолетовые уши.

– Этот Сумеречный охотник – мой родич, – с некоторым усилием произнес Марк. – Ты смеешь настаивать, что имеешь право на родича Дикой Охоты?

Это было смешно. Саймон даже Сумеречным охотником не был. Хефейд ни за что ему не поверит… Но ведь Марк, как бы там ни было, – фейри и один из тех, кого стоило бояться. Даже Саймон не смог бы сейчас определить, лжет Блэкторн или нет.

– Конечно, я бы не посмел, – ответил Хефейд, кланяясь. – Только…

Саймон поднял голову. Только теперь он осознал, что время от времени поглядывает наверх, проверяя небо с тех самых пор, как Марк оттуда свалился. На сей раз никто сверху падать не собирался, но по небу диким галопом мчалась лошадь, белая, как облако или туман. Еще миг – и она плавно спустилась на землю. Всадник, соскочивший с седла, тоже был облачен в ослепительно белое. Волосы его были отливали глубокой синевой поздних сумерек, один глаз зиял чернотой, другой сверкал серебром.

– Принц, – прошептал Хефейд.

– Охотник Марк, – заговорил вновь прибывший, – Гвин послал тебя выяснить, почему Охоту столь грубо прервали. Ему и в голову не могло прийти, что ты сам задержишь Охоту, застряв тут на год и день. Ты что, пытаешься сбежать?

За вопросом крылось какое-то сильное чувство, хотя Саймон и не смог бы сказать, какое. Единственное, что он точно знал, – что вопрос куда серьезнее, чем того, быть может, хотел сам вопрошающий.

– Нет, Кьеран! – Марк взмахнул рукой. – Как видишь, нет. Хефейд самолично поймал Сумеречного охотника, и мне стало немножко любопытно.

– С чего это вдруг? – удивился Кьеран. – Нефилимы – это твое прошлое, а если оглядываться назад, это не принесет ничего, кроме разрушенных чар и напрасных страданий. Смотри вперед, на дикий ветер и на Охоту. И на мою спину, потому что я и впредь намерен скакать перед тобой на каждой Охоте.

Марк улыбнулся – так, как улыбаются другу, которого привыкли поддразнивать.

– Могу вспомнить несколько Охот, на которых тебе это не удалось. Да и в будущем ты, как я погляжу, надеешься на удачу, – тогда как я полагаюсь на свое мастерство.

Кьеран рассмеялся. Саймон с трудом сдержал вздох облегчения: если этот фейри – друг Марка, тогда надежда еще есть. Он подсознательно пододвинулся ближе к Блэкторну, рука его легла на один из прутьев клетки. Боковым зрением Кьеран заметил движение, и на секунду его глаза встретились с глазами Саймона. Они были абсолютно ледяными: черные, как у акулы, острые, как осколки зеркала.

В этот миг Саймон понял – нет, прочувствовал до глубины души, хотя и не мог бы сказать почему, – что Кьерану не нравятся Сумеречные охотники и добра он Саймону не желает.

– Оставь Хефейду его игрушку, – приказал принц фейри. – Пошли.

– Он рассказал мне кое-что любопытное, – сдержанно произнес Марк. – Он сказал, что Конклав проголосовал против. Против того, чтобы идти сюда за мной. Мой народ, люди, среди которых я рос, которым доверял, согласились оставить меня здесь! Можешь ты в это поверить?

– А что тут удивительного? Его сородичам всегда нравилась жестокость – почти так же сильно, как и правосудие. Но они больше не имеют к тебе никакого отношения, – ласково проговорил Кьеран и положил руку на шею Марка. – Ты – Марк из Дикой Охоты. Ты скачешь верхом на ветре, ты на сто головокружительных миль выше любого из них. Они больше не причинят тебе боли, если только ты сам этого не допустишь. Вот и не допускай. Пойдем отсюда.