Джессика Черази - Кто боится современного искусства?

Работа Моны Хатум «Инородное тело» (1994), проецируемая на пол галереи за цилиндрическим ограждением, представляет собой видеозапись, сделанную при помощи медицинской мини-камеры, обследующей контуры тела художницы. В какой-то момент, достаточно резко, камера направляется внутрь ее тела – через горло, затем через вагину и анус. Это зрелище вызывает интерес и одновременно сильное чувство тревоги. С одной стороны, такое путешествие по человеческому нутру кажется по-медицински отстраненным и вызывает дискомфорт. С другой – оно невероятно личное и интимное. По словам самой художницы, это автопортрет, вынуждающий зрителя принять собственную телесность – с внутренностями, кровью и всем прочим – и заставляющий его пережить такой «физиологический опыт, который порождает острую психологическую и эмоциональную реакцию». Эта работа является приглашением к размышлению о телесной притягательности, отвращении и насилии, в разной степени ассоциирующихся с женским телом, но в то же время – предельно возможным нарушением личного пространства в обществе, одержимом идеей всеобщей слежки.

Конечно, самоотверженность художницы, засовывающей камеру в вагину и устраивающей экскурсию по собственным внутренностям, неподготовленному зрителю кажется малооправданной, но факт остается фактом: его охватывает шок. В случае с «Инородным телом» возникает инстинктивная реакция, которая мгновенно пронизывает наш мозг, приковывая взгляд к изображению. Многие художники нашли применение этому эффекту. Так, работа Маурицио Каттелана «Он» (2001) тоже провоцирует шок – но несколько иного рода. Если смотреть на нее сзади, работа кажется реалистичным скульптурным изображением коленопреклоненного (молящегося?) ребенка; спереди же она представляет собой точную, пусть и немного уменьшенную, восковую копию Адольфа Гитлера. Скульптура рассчитана на то, чтобы вызвать потрясение исторического сознания – ведь история ХХ века для многих еще жива. Для кого-то эта скульптура – рефлексия на тему природы зла и чуть ли не призыв к человечности; другие описывают ее как злонамеренную провокацию и оскорбление жертв холокоста. Подводя итог, можно сказать, что эта работа как минимум демонстрирует, насколько политически значимым остается в наши дни одиозный образ тоталитарного вождя. И, пожалуй, хоть немного, но она содействует разрушению того влияния, которое он на нас оказывает.

Всё ли шокирующее нас искусство на самом деле так вызывающе? Может быть, оно просто подталкивает нас к новому восприятию, к признанию противоречий? В силах ли оно вывести нас за пределы собственной зоны комфорта и вновь определить, где проходят границы допустимого?

Но та ли это черта, которую действительно необходимо переступать? И тут же сам собой напрашивается вопрос: всё ли шокирующее нас искусство на самом деле так вызывающе? Может быть, оно просто подталкивает нас к новому восприятию, к признанию противоречий? В силах ли оно вывести нас за пределы собственной зоны комфорта и вновь определить, где проходят границы допустимого? Расшатывая привычные нормы, художники побуждают нас задуматься о методах, которые использует искусство, порождая новые смыслы. Но неужели можно чему-то научиться, глядя на коленопреклоненного Гитлера? Так ли необходимо смотреть на детские манекены братьев Чепмен с гениталиями на лицах? И что нам до вырастившего на своей руке искусственное ухо художника Стеларка? Решение за вами. Шок заставляет искать ответы на подобные вопросы. А когда первичная реакция ослабевает, рождается глубокая эмоция, к которой уже стоит прислушаться.

В последние два десятилетия испанский художник Сантьяго Сьерра стал знаменит работами, к участию в которых он привлекал представителей самых социально незащищенных слоев общества – проституток, наркоманов, нелегальных мигрантов, бездомных и безработных – для выполнения бессмысленных и даже унизительных заданий.

Для «250-сантиметровой линии, вытатуированной за плату на спинах шести человек в гаванском Espacio Aglutinador в декабре 1999 года» художник заплатил шестерым безработным по тридцать долларов за то, чтобы вытатуировать линию на их спинах. Год спустя он заплатил четырем проституткам с наркозависимостью сумму, которой хватило бы на одну дозу героина, за ту же услугу. Платя безработным за использование их тел и спонсируя героиновую зависимость, Сьерра ставит себя в позицию, которую многие найдут неэтичной. Представляя подобные работы в качестве искусства, выставляя их в музеях или на продажу, он делает своим соучастником весь арт-мир. И порой – с неожиданными результатами: Сьерра вспоминал, что как-то в 2000 году он заплатил охраннику музея за то, чтобы тот прожил 360 часов у стены нью-йоркского Центра современного искусства MoMA P. S. 1, после чего этот охранник рассказывал ему, что «прежде никто им так не интересовался и никогда еще он не знакомился со столькими людьми» → см. И.

В разное время Сьерра платил людям за то, чтобы они держали тяжелые грузы столько, сколько смогут, чтобы они прятались в деревянных коробах, используемых в качестве сиденья на арт-вечеринке, чтобы перекрывали вход в музей и чистили чужую обувь без разрешения. При этом обескураживает сам выбор исполнителей, поскольку у этих людей из-за тех социально-экономических условий, в которых они находятся, просто нет другого выбора, кроме как согласиться на такую работу. Эксплуатация возведена в ранг искусства. Поступая таким образом, художник привлекает внимание к тому факту, что угнетение существует независимо от его вмешательства, а сомнительные с этической точки зрения последствия неизбежны в условиях капиталистического неравенства. Мы все в этом замешаны, признаём мы это или нет, – хотя кому-то и легче этого не замечать.

Сантьяго Сьерра. 250-сантиметровая линия, вытатуированная за плату на спинах шести человек в гаванском Espacio Aglutinador. Декабрь 1999

Десятого июля 2013 года рэпер и хип-хоп-магнат Джей-Зи устроил закрытый концерт для избранных гостей, приглашенных в нью-йоркскую галерею Pace. Для представления своей новой песни «Picasso Baby» он организовал шестичасовой перформанс. Мероприятие было вдохновлено выступлением известной художницы Марины Абрамович, которое прошло в нью-йоркском Музее современного искусства тремя годами ранее → см. Ф. В работе «В присутствии художника» она молча сидела напротив посетителей галереи, ежедневно, на протяжении всей продолжительности выставки – в сумме более 700 часов! Чтобы отдать дань уважения стремлению Абрамович к интимности, ее попытке вступить с каждым зрителем в безмолвный диалог, Джей-Зи провел собственный перформанс, но только уже с избранными гостями – компанией телезвезд, фанатов искусства из числа знаменитостей и других сливок арт-тусовки (включая саму Абрамович!).