Алина Никонова - 99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

В 1814 году открыли первую экспозицию в здании, построенном архитектором И. В. Еготовым на месте снесенного дворца Бориса Годунова. В то время вообще шла большая реконструкция Московского Кремля, который освобождали от ветхих или разрушенных строений, возводя на их месте новые. Для музея отвели семь залов, куда можно было попасть только по особым билетам, которых всегда печатали очень мало. Причем музей разрешалось осматривать только в летнее время, поскольку в здании были проблемы с отоплением и не был предусмотрен гардероб.

В 1851 году Оружейная палата переехала в новое здание, построенное по проекту архитектора К. А. Тона у Боровицких ворот. Там же она находится и сейчас, причем в настоящее время часть здания занимает Алмазный фонд, куда попасть гораздо сложнее.

Как и в XIX веке, сейчас в Оружейной палате можно увидеть посольские дары XVI–XVII веков, царские регалии, а также особо ценные археологические находки и даже коллекцию ювелирных предметов рубежа XIX–XX веков, в том числе и изготовленных для императорской семьи ювелирным домом Фаберже.

В XIX веке обычных посетителей пускали в музей три дня в неделю, остальное время было предназначено для иностранцев, путешественников, ученых и художников. Важным условием было наличие у посетителей приличной одежды. Что, впрочем, актуально и на сегодняшний день.

Что это за Музей нового западного искусства, о котором время от времени говорят на самом высоком уровне, и почему его нужно (или не нужно) восстанавливать?

Музей существовал с 1918 по 1948 год в Москве, в его основу легли две знаменитых коллекции зарубежного искусства промышленников С. И. Щукина и И. А. Морозова. Затем Музей был расформирован, а его собрание попало в Пушкинский музей в Москве и в Эрмитаж в Ленинграде.

Музейные проблемы редко становятся достоянием широкой публики и тем более предметом широкого общественного обсуждения, поэтому кажется удивительным тот резонанс, который вызвал вопрос о возможности воссоздания в Москве Музея нового западного искусства, казалось, безвозвратно уничтоженного еще в 1948 году на волне борьбы с космополитизмом. Разумеется, свою роль в этом сыграло то, что вопрос о возрождении Музея был задан несколько лет назад во время прямого эфира с Президентом, и то, что его задала сама И. Б. Антонова, тогда еще директор Пушкинского музея, а в дискуссии принял участие директор Эрмитажа М. Б. Пиотровский, как лицо заинтересованное, поскольку именно в Эрмитаже хранится существенная часть фондов бывшего МНЗИ.

Позднее по всем основным телевизионным каналам прошли сюжеты на эту тему, такие же невнятные и поверхностные, не отражающие ни сути, ни истории проблемы. Все сводилось к одной стороне вопроса: отдавать или нет картины, находившиеся прежде в МНЗИ, из Эрмитажа в Пушкинский музей. А в целом трагическая история двух знаменитых коллекций и Музея нового западного искусства так и осталась загадкой для основной массы обычных зрителей, так же как и вопрос о необходимости возрождения музея. Обидно еще и то, что в эфире ни разу не прозвучало имя фактического создателя и идейного вдохновителя Музея нового западного искусства – Бориса Николаевича Терновца, выдающегося советского скульптора, художника, искусствоведа и музеолога.

До революции коллекционирование было очень распространено в среде богатейшего российского купечества, в этом С. И. Щукин и И. А. Морозов не были оригинальны (коллекционерами были очень многие их родственники), но для собирательства они выбрали область, недоступную большинству даже очень состоятельных людей, – современное им французское авангардное искусство. Чтобы успешно собирать такую коллекцию в России, нужны были не только деньги, но и возможность регулярно бывать в Париже, поддерживать личное знакомство с художниками, а главное – иметь хорошие отношения с арт-дилерами, которые всегда стремились обмануть незадачливого богача и подсунуть ему дешевку вместо шедевра (родной брат Сергея Щукина Иван умер в Париже без гроша в кармане среди огромного собрания поддельных картин, которые ему продавали за огромные деньги недобросовестные посредники).

В выборе картин для своих собраний и С. Щукин, и И. Морозов руководствовались прежде всего собственной интуицией, игнорируя мнения друзей-искусствоведов, торговцев и даже самих художников. Морозов хотя бы имел минимальную художественную подготовку: в детстве он брал уроки живописи у нескольких профессиональных художников, в том числе и у Константина Коровина, а Щукин был в полной мере дилетантом в мире искусства, зато его интуиция творила чудеса. В коллекции Морозова еще можно было встретить работы третьеразрядных художников, чьи имена сейчас не помнят даже специалисты. У Щукина же всегда были стопроцентные попадания, и это притом что он открывал гениев чуть-чуть раньше, чем их признавали понимающая публика и специалисты (например, первым привез в Россию и Пикассо, и Матисса, и Дерена).

Среди современников к Щукину, Морозову и их коллекциям отношение было неоднозначное. Знатоки отмечали отличный вкус собирателей, но для художественной среды оба промышленника были лишь дельцами и дилетантами.

Коллекционирование – это настоящая страсть, своего рода безумие, и редко кто из истинных собирателей оставляет это занятие по собственной воле. Коллекции Щукина и Морозова вынужденно были законсервированы в 1914 году. Началась Первая мировая война, и промышленники потеряли возможность путешествовать по Европе. Вероятно, они еще надеялись, что война когда-нибудь закончится, что вернется нормальный ход вещей и они смогут продолжить свое любимое занятие. Но в 1917 году произошли известные события, и жизнь в России полностью изменилась.

ОСОБНЯК И.А.МОРОЗОВА НА ПРЕЧИСТЕНКЕ В МОСКВЕ

В 1918 году коллекция Щукина, находившаяся в его доме в Большом Знаменском переулке, и коллекция Морозова, размещавшаяся в особняке его семьи на Пречистенке, были реквизированы. Но оба коллекционера получили от новой власти охранные грамоты и могли не опасаться грабежа. Морозову пришлось поволноваться больше, чем Щукину, поскольку в его особняке некоторое время размещался штаб движения анархистов. Все картины, прежде развешанные по всему дому, пришлось разместить в нескольких небольших комнатах.

И Щукин, и Морозов были назначены хранителями при своих коллекциях и даже проводили экскурсии для посетителей. Но оба промышленника прекрасно понимали, что в новой России им спокойно жить не дадут, и в течение 1918 года оба смогли уехать за границу и вывезти свои семьи.