Мэттью Стерджис - Обри Бердслей

Хотя кое-кто из друзей Бердслея выражал озабоченность его чрезмерно веселым образом жизни, нетрудно предположить, что Обри всеми силами стремился избегать ассоциаций с Уайльдом, предаваясь «традиционным порокам». Несмотря на внешнее спокойствие и поддержку товарищей, он пребывал в тревоге. Бердслей мог не опасаться, что окажется в положении отверженного, но болезненно реагировал на колкости и намеки, реальные или воображаемые.

Когда в St. Paul’s появилась враждебная статья, чуть ли не прямо обвинявшая его в «бесполости» и «нечистоплотности», Обри был вынужден ответить. В письме редактору он жестко парировал: «Что касается моей чистоплотности, я забочусь о ней, когда принимаю по утрам ванну, и, если ваш критик имеет какие-либо сомнения относительно моего пола, он может присутствовать на моем утреннем туалете». Письмо не было опубликовано, но, что удивительно, оно помогло Бердслею наладить отношения с Халдейном Макфоллом – художественным критиком St. Paul’s . Фактически это письмо стало началом маловероятной при других обстоятельствах дружбы между ними.

Ранимость Бердслея и ощущение нестабильности также проявились в его краткой размолвке с Раффаловичем, когда тот вместе с Греем вернулся из Германии. Андре, сам очень чувствительный к воображаемым выпадам против него, посетовал Бердслею на отсутствие мужества, когда тот не стал упрекать одного из гостей в невежливости по отношению к женщине на какой-то светской вечеринке. Их совместные обеды, подарки и письма друг другу резко прекратились. Оба чувствовали себя оскорбленными, и разрыв длился долго – три месяца [13].

Образовавшийся вакуум заполнил Леонард Смитерс – стряпчий из Шеффилда, который забросил свою профессию и родной город (хотя и сохранил йоркширский акцент) ради торговли книгами в Лондоне. Внешность у него была непривлекательная, а характер властный. В 1895 году Смитерсу исполнилось 34 года. В конце 80-х годов он подружился с путешественником и полиглотом Ричардом Бартоном и проникся его идеями публикации «научных» изданий восточной эротики, таких как «Сад благоуханный» и «Камасутра». Будучи поклонником античности, Смитерс мечтал запустить собственную издательскую серию работ римских авторов, на которые давно было наложено вето.

Он начал в 1890 году со сборника поэтических эпиграмм, адресованных богу плодородия Приапу. Сборник был снабжен обширными комментариями и дополнениями, где обсуждались табуированные вопросы. Этот и последующие тома эротических историй были призваны стать существенным дополнением к бизнесу Смитерса. В его магазине имелись серьезные издания, в частности посвященные Гражданской войне в США и походам Наполеона, но более известен Смитерс стал как торговец «курьезными» изданиями. Подборка запретной французской литературы XVIII века здесь была обширной и тщательно составленной. Уайльд недаром называл Смитерса самым ученым эротоманом Европы и не без оснований предполагал, что его интересы не ограничивались теорией.

Бердслей познакомился со Смитерсом в 1894 году – просто зашел в его книжный магазин в Эффингем-хаус недалеко от Стрэнда, где были выставлены эстампы Фрагонара. Вскоре этот «превосходный маленький музей эротики» стал одним из его любимых мест в книжном мире Лондона. В первый же раз Обри унес с собой небольшой, но дорогой том сказок XVIII века, а во время своих следующих визитов он не только покупал, но и продавал. Бердслей был знаковой фигурой, и Смитерсу льстили отношения с ним.

В 1895 году Леонард Смитерс расширил издательскую деятельность. Побудил его к этому Артур Саймонс. Джон Лейн отверг третий сборник его стихов «Лондонские ночи» как чересчур откровенный по манере и слишком непристойный по существу. Другие авторитетные издательства тоже отказали Саймонсу. Враждебная атмосфера вокруг Уайльда сделала издание проблематичным. Расстроенный Артур обратился к Смитерсу. Для человека с таким неоднозначным опытом стихотворения Саймонса о «легкомысленной любви» выглядели невинной забавой, весьма привлекательной с коммерческой точки зрения. Вероятно, Смитерс также увидел для себя более широкие горизонты. В то время как издательство Bodley Head беспорядочно отступало по всем фронтам, он мог стать издателем «нового движения». Саймонс, несомненно, поддерживал его и убеждал отказаться от явной порнографии ради эротической поэзии – это его шанс войти в историю книгоиздания и литературы конца XIX века [14].

То, что в «Желтой книге» отказались от услуг Обри, для Смитерса стало подарком судьбы. У него зрела идея основать новое периодическое издание, соперничающее с «желтым» журналом, которое будет витриной для рисунков Бердслея, поэзии Саймонса и работ других апологетов авангарда. Артур мог бы стать литературным редактором, а Обри – отвечать за иллюстрации. Саймонс охотно согласился. Оставалось договориться с Бердслеем, но предполагаемый художественный редактор временно выбыл из строя. Его уложил в постель врач – у Обри опять были сильный приступ и кровотечение. С другой стороны, проект выглядел слишком привлекательным, поэтому медлить не хотелось. Саймонс, если не сам Смитерс, поспешил на Честер-террас.

Сначала он испугался, что опоздал: Бердслей, мертвенно-бледный, лежал на кровати с закрытыми глазами. Не тут-то было! Услышав предложение Саймонса, Обри сразу ожил и оказался полным идей и энтузиазма. Перед ним открылась заманчивая перспектива: издание будет новой точкой приложения его сил, возможностью похоронить «Желтую книгу» и снова обрести постоянный доход.

Времени оставалось мало. Смитерс надеялся подготовить первый выпуск до конца года, поэтому нужно было немедленно искать авторов. К середине лета Лондон почти опустел. Саймонс отправился в Дьеп. Обри удерживала в городе работа над «Ключевыми записками». Он часто виделся со Смитерсом и молодыми литераторами и художниками, собиравшимися вокруг скандального издателя. Лейн отверг сборник стихов Вратислава, и тот встал под знамена Смитерса. Доусон и Кондер последовали за ним, как и Артур Мейчен, автор двух книг в серии «Ключевые записки». Дал согласие сотрудничать Герберт Хорн – поэт, архитектор, историк искусств и антиквар, член Клуба рифмачей, редактор The Hobby Horse, который выпускала Гильдия столетия. Даже Макс Бирбом вошел в орбиту новой группы. Смитерс, где только мог, говорил, что будет издавать все, чего боятся другие [15].

Сыграло свою роль и знакомство Бердслея с состоятельным студентом Кембриджского университета Джеромом Поллиттом. Увлечение декадентским искусством и тяга к переодеваниям снискали ему своеобразную известность. Комнаты Джерома в Тринити-колледже были украшены репродукциями рисунков Бердслея. Поллитт являлся членом кембриджского театрального общества «Огни рампы» – танцевал там в женском платье под сценическим псевдонимом Диана де Ружи (видно, не остался равнодушным к звезде парижского кабаре Лиане де Пужи).