Огюст Роден - Беседы об искусстве (сборник)

Когда открывается горизонт, различаешь на деревьях торжественный закат, у которого, кажется, нет ни начала ни конца…

Какая-то собачонка колеблется – не последовать ли за нами; мы ее пугаем. Но ее страшит и дорожная грязь. – Льстит ли нашему тщеславию, что кто-то меньший боится нас? – Не думаю. Однако мы наделяем этим чувством Бога по отношению к самим себе.

В глубине – зеленые витражи…

Поверженное дерево, другое… Добродушные распростертые великаны цвета выделанных шкур…

Тропинка бежит дальше. Что там за кирпичная стена? Это не стена, это листва на склоне.

Справа, слева открываются высокие колышащиеся нефы, украшенные яркими витражами…

Мои воспоминания встают, как деревья, и переплетаются между собой…

Суровый древний Суанский лес, где я познал несколько мечтательных, заполненных трудом, а порой и мучительных лет моей юности. Этот лес напоминает мне о моем прошлом. Лес напоминает человечеству о его корнях; оно вновь обретает в нем свою Первооснову.

Кафедра в стиле Людовика XIV; белая с золотом. А вот, тоже белая с золотом, капелла в стиле Людовика XIV. Очень благородный салон с величавыми чертами той эпохи, когда будуары отличались благородством.

Всякий раз, когда я возвращаюсь сюда, мне кажется, что я никогда не прекращал любоваться этими прекрасными образами. Они мои друзья вот уже больше двадцати лет. Изваявшие их великие художники – мои истинные учителя. Я изучаю их с таким напряженным вниманием, что порой это внушает мне иллюзию, будто я сам живу в тех отдаленных временах, когда мысль была простой, а шедевры – естественными цветами труда.

Несмотря на мои годы и этот беспорядочный век, я возвращаюсь к вам, терпеливые художники, трудные для понимания мастера, и мое положение при вас – это положение фигур, которые вы явили нам на небесных вратах: их позы говорят, что они верят и надеются; и я жажду, доверчиво жду, когда придет час понимания, и все мои взоры давно обращены к вам.

Той долей истины, что вы мне открыли, я воспользовался как смог. Быть может, я исказил вашу мысль. Ведь выразить можно лишь то, что хорошо знаешь, а в этих камнях еще столько от меня ускользает! Здесь все принципы, все основные законы; это нам самим не хватает ума и сердца, или они с изъяном. Вы владеете истиной, Мастера, и, чтобы вновь обрести ее, требуется больше одной жизни. Однако кто продолжит мои усилия, когда наши современники окончательно разобьют или выскоблят эти камни?

Я один из последних свидетелей умирающего искусства. Вдохновлявшая его любовь иссякла. Чудеса прошлого соскальзывают в небытие, ничто их не заменяет, так что скоро мы окажемся во тьме. Французы враждебны к сокровищам прекрасного, прославляющим их род, и нет никого, кто бы вмешался, чтобы защитить их. Они разбивают их из ненависти, по невежеству, по глупости или бесчестят под предлогом реставрации.

(Не упрекайте меня за то, что высказал все это, – мне бы хотелось повторять это беспрестанно, пока упорствует зло!)

Увы! Эти чудеса не возродятся из пепла, в который мы их обращаем!

Как мне стыдно за мое время! Как ужасает меня грядущее! Я с ужасом спрашиваю себя, какова в этом преступлении доля ответственности каждого. Не проклят ли и сам я вместе со всеми?

А то, что еще осталось от этой обреченной красоты, потрясает мой ум. Но это потрясение – от восторга.

Солнце показывает не все сразу: какое восхитительное зрелище! Но какое таинственное!

На этих лицах, таких простых в своем величии, сосредоточено все мое внимание. Я бы хотел понять сию же минуту, но чувствую, что для этого надо глубоко изменить самого себя, приобрести больше энергии, больше твердости, подчинить себя строгой дисциплине. Довольно трудно!.. Я устремляюсь к чуду, чтобы объять его, постичь. Но эта горячность ему противна. Оно требует спокойствия, сдержанности – одним словом, силы, само будучи силой. – И я понимаю урок. Ухожу; но я еще вернусь. По крайней мере, я уношу возвышенный образ собора, который мало-помалу перестанет изумлять меня, позволит себя понять.

Надо, чтобы сильные чувства укоренялись неспешно, урезонивали себя и постепенно становились неотъемлемой частью жизни нашего чувства и нашего рассудка. Большим деревьям, чтобы разрастись, тоже надо много времени. А эта архитектура, эта скульптура как раз сравнимы с деревьями, чью жизнь под открытым небом они разделяют.

Завтра, быть может позже когда-нибудь, среди художнических забот ко мне вдруг вернется воспоминание о моей каменной подруге, Богоматери Манской, и мое сердце и ум встрепенутся, и меня озарит этим светом, который здесь, вблизи, слишком ослепляет и не позволяет насладиться собой.

Но какое глубокое и дивное волнение, когда я наконец во внезапном наитии вижу, понимаю и чувствую шедевр! Единственный взгляд, щедро одаренный красотой, порядком, радостью! Неисчислимое множество ощущений зараз!

И это приобретенное однажды впечатление я храню: воодушевление на завтра, навсегда; вечное чудо.

Но велика и усталость.

Хоть бы мое усилие не пропало для других! Пусть унаследуют мое восхищение!

Я медленно приближаюсь; уже чувствуется буйный ветер, всегда овевающий соборы: дуновение Святого Духа… А потом много раз перехожу с места на место, не теряя из виду подробности церкви. Остановки на пути любви. Вид меняется, но никогда во вред красоте. Свет и тень свободно, сильно играют на арках – очерченных так легко, так благородно!

Мастерам хватило скромности оставить без всяких украшений эти вознесшиеся на шестьдесят метров в высоту контрфорсы. Но я ошибаюсь, это не скромность, это мудрость и гений, ибо так надо было . Эта простота изумляет меня, я нахожу в ней не меньше великолепия, чем в самом богатом и изощренном декоре. Только в Бовэ я видел контрфорсы, устремленные ввысь с таким же гением и мерой. Какая простота! Я опять ошибся; это больше, чем гений, это добродетель. Героическая дисциплина: эти строители были римские солдаты.

А как великолепны тени, отброшенные этими контрфорсами, – гармоничная лесная чаща, упорядоченная человеческой геометрией! Вершину венчает торжествующая колокольня, прямая, словно сросшиеся стволы строевых буков.

Римские солдаты? Нет! Это создали исполины!

Прекрасный портал! Сначала мягко сгущается, лепится тень. В этой скульптуре нет ничего поспешного; нужно время, чтобы вникнуть в нее. Это искусство не ищет вас, оно вас ждет. Если вы согласились прийти, оно откроет вам вечную истину. Оно не торопится…

Святые угодники стоят прямые, как в строю, но строй, мера – основа грации: эти святые грациозны. – И листья орнамента, и нимбы устремляются со свода в небо. – Христос, грозный в Своем жесте, ангел, телец, лев и орел. – Головы затерты, повреждены; однако я вижу их, потому что остались их планы.