Евгений Рудницкий - Сто лет одного мифа

В 2017 году издательский дом «Классика-XXI» выпустил книгу Е. Н. Рудницкого Музыка и музыканты Третьего рейха . «Просвещенный любитель музыки» (каковым он отрекомендован в предисловии О. А. Бобрик), Евгений Натанович оказался, по существу, первым русскоязычным автором, рискнувшим взяться за эту сложную, изобилующую подводными камнями, но в своем роде невероятно увлекательную тему. Вышедший из-под его пера монументальный (свыше шестисот страниц убористым шрифтом) обзор музыкальной жизни гитлеровского двенадцатилетия не содержит полноценного ссылочного аппарата – такова принципиальная позиция автора как «дилетанта», дистанцированного от академического музыкознания, – но вполне отвечает критериям, предъявляемым качественной музыкально-исторической работе, по таким показателям, как продуманность внутренней структуры, насыщенность разнообразной информацией, детализация социально-культурного фона, авторитетность использованных источников, непредвзятость авторской позиции. Вдобавок текст наделен незаурядными литературными достоинствами – стилистически он далек от того, к чему мы привыкли в строгих научных трактатах, зато читается достаточно легко и с увлечением.

Предлагаемая читателю вторая книга автора обладает теми же качествами, что и первая, и посвящена теме ничуть не менее увлекательной. Династия Вагнеров не перестает привлекать к себе самое широкое внимание, ее история длинна и отчасти скандальна, личность ее умершего почти полтора столетия назад основоположника все еще вызывает жаркие дискуссии, и даже общечеловеческая ценность его творчества время от времени ставится под сомнение, – между тем русскоязычная литература, освещающая историю семьи Вагнер, жизнь и заслуги отдельных ее членов и перипетии судьбы вагнеровского наследия, до сих пор была непростительно скудна (ее самая интересная позиция – небольшая книга М. Г. Раку «Вагнер. Путеводитель», изданная «Классикой-XXI» в 2007 году). Новый труд Е. Н. Рудницкого, написанный с опорой на широкий круг немецкоязычных источников, заполнит серьезную лакуну и обеспечит любителям музыки захватывающее и поучительное чтение.

Предмет книги определяется ее автором как «вагнеровский миф» – причем «миф» не в обыденном понимании, как синоним сказки или выдумки, а в духе К. Г. Юнга, как сотворение мистического («нуминозного») ореола вокруг великого человека и дела его жизни. Ясно, что главным творцом этого мифа был сверхэгоцентричный автор сенсационных для своего времени музыкальных драм, всерьез полагавший, что мир обязан предоставить ему всё, в чем он нуждается, и сформировавший свою жизнь по образцу героического сказания с такими его непременными атрибутами, как подвиги бесстрашного героя на боевом и любовном фронтах, преодоление всевозможных препятствий и волшебное исполнение самых невероятных желаний. Начатое Вагнером было развито и продолжено «апостолами» из его ближнего круга, его потомками и членами их семей и бесчисленным множеством энтузиастов. Столетняя с лишним история мифа включает его постепенную трансформацию в некое подобие религии со всеми положенными аксессуарами – священным преданием, сонмом свидетелей и мучеников, жреческой иерархией, догматами, храмом, богослужениями, миссионерами и отступниками – и процесс его постепенной «секуляризации», завершившийся на исходе XX века с превращением Байройтского фестиваля в обычное помпезное крупнобуржуазное предприятие. Истоки и прижизненные этапы формирования вагнеровского мифа прослежены в обширном прологе, а его дальнейшее развитие и угасание – в тридцати двух главах, по ходу которых читателю предъявляется богатейший фактический материал о социальном, политико-идеологическом, художественном антураже мифа; автор особо останавливается на обстоятельствах жизни и личностных качествах наиболее значимых представителей семьи Вагнер.

Одним из важных аспектов вагнеровского мифа, традиционно привлекающим к себе особое внимание, выступает пресловутый антисемитизм композитора. Автор книги резонно отмечает, что этот аспект был важной частью вагнеровской креативности, поскольку наличие в поле зрения «образа врага» – в данном случае интриганов-завистников (большей частью евреев) и подыгрывающей им прессы (почти исключительно еврейской) – неизменно подпитывало его творческую энергию; вместе с тем значимость «еврейского вопроса», по мнению Е. Н. Рудницкого, не следует преувеличивать, так как единственное по-настоящему весомое документальное свидетельство идейной юдофобии Вагнера – пресловутая статья 1850 года Еврейство в музыке – уравновешивается тем неоспоримым фактом, что в своих либретто он «вообще не употребляет слов „еврей“ и „иудей“» и в его музыкальных драмах нет ни малейших признаков дискриминации по национальному признаку (антиязычество Тангейзера и Лоэнгрина и антикатолицизм Мейстерзингеров принадлежат совершенно иному порядку вещей, и Вагнеру их, кажется, еще никто не ставил в вину). Правда, некоторые энтузиасты обнаруживают антиеврейские коннотации в таких персонажах, как Бекмессер, Альберих, Миме и Кундри, но подобного рода «находки» – от лукавого. О Бекмессере нечего и говорить – как подчеркивает Е. Н. Рудницкий, его должность городского писаря сама по себе несовместима с еврейством, в характерных чертах и интонациях этого трагикомического персонажа также нет ничего специфически еврейского; Альберих и Миме – архетипическая пара, в обрисовку которой вложено не больше антисемитизма, чем в чеховских «толстого и тонкого» (и заведомо меньше, чем в двух евреев из Картинок с выставки Мусоргского); что касается Кундри, то Вагнер обрисовал ее без антипатии, и если усматривать в этой фигуре нечто вроде аллегории еврейства, то создатель Парсифаля предстанет не столько анти-, сколько почти филосемитом. Необходимо добавить, что творчество Вагнера с самого начала находило и продолжает находить преданных сторонников не только среди «арийцев», но и среди евреев: виднейшими «апостолами» вагнеровской квазирелигии были близкие к нему Анджело Нойман, Иосиф Рубинштейн, Герман Леви, а в когорте самых ярких интерпретаторов вагнеровской музыки выделяются такие звезды дирижерского пульта, как Бруно Вальтер, Отто Клемперер, Фриц Райнер, Джордж Сэлл, Эрих Лайнсдорф, Георг Шолти, Леонард Бернстайн, Лорин Маазель, Даниэль Баренбойм, Джеймс Ливайн… Стоит также заметить, что на склоне лет Вагнер отказался подписать инициированную известным идеологом юдофобии, зятем Ницше Бернгардом Фёрстером Массовую петицию против усиления еврейства и с нескрываемым презрением относился к еще более радикальному юдофобству пресловутого Евгения Дюринга. Конечно, эти и им подобные аргументы не убедят фанатичных сторонников стигматизации Вагнера как предшественника нацистской идеологии, но, к счастью, их влияние не безгранично, так что тотальная цензура «политической корректности» наследию Вагнера, скорее всего, не грозит.