Юлия Щербинина - Видимая невидимая живопись. Книги на картинах

Прошлое и настоящее (деталь)

Радикальная искусствоведческая трактовка представляет бальзаковский роман на этой картине метафорой тлетворного влияния французской культуры на семейные устои викторианцев. Если так, то Леопольд Эгг действительно продолжает назидательно-сатирическую линию Уильяма Хогарта с его идеей «пагубного» чтения и нелюбовью к французам. Более современные интерпретации связывают книгу Бальзака как фундамент карточного домика с протестом художника против жестоких принципов викторианского брака и актуальной полемикой о категорическом осуждении женской неверности при снисходительном отношении к мужским изменам.

Джон Рескин проницательно заметил, что образ согрешившей жены в изображении Эгга – это наивная жертва любого «фальшивого графа с усами»; женщина, традиционное чтение которой составляют исторические романы плодовитого Уильяма Харрисона Эйнсворта, исключающие понимание литературной тонкости Бальзака. Как бы там ни было, шаткий карточный домик вот-вот обрушится, семейное счастье бесславно закончилось, а том Бальзака – вечное напоминание о хрупкости семейных отношений.

Павел Федотов. Завтрак аристократа (деталь)

Павел Андреевич Федотов грезил славой Уильяма Хогарта. Вглядываясь в репродукции его работ, которые все время держал перед собой, тщательно изучал профессиональные приемы английского мэтра. В личном дневнике Федотов записал однажды заветное желание: «Если царь спросит, чего я хочу? – Успокоить старость бедного отца, пристроить сестру и помочь затмить знаменитого Гогарта».

В своем творческом дерзновении Федотов и «был наш Гогарт, художник-исполнитель, обещавший пойти далее этого знаменитого живописца», – уверял знаменитый литературный критик Александр Дружинин. А вот коллега по творческому цеху Карл Брюллов проницательно заметил в одной из бесед с Федотовым, говоря о Хогарте: «У него – карикатура, а у вас – натура».

Первая федотовская завершенная картина маслом «Свежий кавалер» – хрестоматийный сюжет школьных сочинений-описаний и непременный экспонат обзорных экскурсий по Третьяковской галерее. Застывший в комически горделивой позе чиновник с орденом на засаленном халате а-ля римская тога и с папильотками на голове, карикатурно напоминающими лавровый венок. Известное также под названиями «Утро чиновника, получившего первый крестик», «Последствия пирушки», «Следствие пирушки и упреки», это жанровое полотно, по словам самого художника, было «первым птенчиком», которого он «нянчил разными поправками около девяти месяцев».

Как следует из авторского описания, «новый кавалер не вытерпел: чем свет нацепил на халат свою обнову и горделиво напоминает свою значительность кухарке, но она насмешливо показывает ему единственные, но и то стоптанные и продырявленные сапоги, которые она несла чистить». Описание венчается стихотворным пояснением: «Где завелась дурная связь, там и в великий праздник грязь».

Павел Федотов. Свежий кавалер (деталь)

Красноречивое подтверждение народной мудрости – замусоренная комнатка со следами вчерашнего застолья. Жилище «свежего кавалера» явно не блещет свежестью. Неубранные объедки и осколки, порожние бутылки, гитара с порванными струнами… Банки из-под помады того и гляди заменят собой посуду – в одной кухарка уже хранит кофе. Среди этого безобразия – небрежно брошенная под стул книга. Неприметный расхристанный томик способен многое поведать о своем владельце.

Павел Федотов. Свежий кавалер, 1846, холст, масло

Книга лежит так, что текст перевернут, и зрителю надо наклонить голову, чтобы разглядеть автора и название: роман Фаддея Булгарина «Иван Выжигин». Чем славен этот писатель? В школе его не проходят, на ЕГЭ не сдают. Мало знакомый современному читателю, в эпоху создания картины Фаддей Венедиктович был в топе литературных знаменитостей, его тиражи в разы превышали тиражи произведений Пушкина. «Иван Выжигин» вызвал читательский бум и стал – да-да! – первым русским бестселлером. Исходя из расположения литер на странице искусствоведы предполагают, что на картине скорее всего том из булгаринского собрания сочинений 1843 года, выпущенного издателем Иваном Лисенковым.

Для такого позера и фанфарона, как федотовский чиновник, роман Булгарина примерно то же самое, что висящий на стене кинжал или те же папильотки. Модный аксессуар и знак престижа. Новоявленный орденоносец тщится «приобщиться к культурке», но хамским обращением с книгой выдает свое духовное убожество. «Опрятность дома вокруг себя есть как бы знак самоуважения. От опрятности вещественной в параллель потребуется и опрятность нравственная», – пояснял художник в своем дневнике.

Брошенная книга автоматически становится бросовой вещью. Символически обесценивается, приравнивается к скомканной на столе газете «Ведомости Санкт-Петербургской городской полиции» с огрызками колбасы. Блистательное воплощение хогартовского мотива упавшего предмета! Но если Хогарт эксплуатирует этот мотив нарочито искусственно, то Федотов имитирует естественность. Зритель вначале воспринимает книгу как забытую на полу ее владельцем и лишь затем – как изображенную художником на картине.

Судя по всему, кавалер книжку не осилил, а то и вовсе не начинал читать. Этим он напоминает сразу трех персонажей Гоголя: грезившего «орденком на шею» Барсукова; Манилова с книгой, вечно заложенной на четырнадцатой странице; лакея Чичикова, «имевшего благородное побуждение к чтению книг, содержанием которых не затруднялся». Не случайно Федотова часто называли «Гоголем в красках». В упрощенно-обобщенном смысле роман Булгарина в «Свежем кавалере» символизирует мнимую просвещенность, комическую претензию на образованность.