Николай Серов - Символика цвета

Готическая мода на подиуме

Общие черты моды субкультуры готов – преобладание черного цвета в одежде, специфическая атрибутика и особый макияж.

При этом негативизм черного цвета не имеет отношения к разрешению проблем, он лишь указывает на их наличие. Образно говоря, черный – критик, а не творец, аналогично тому как женское бессознание в состоянии аффекта критикует все то, что творить придется мужскому подсознанию (см. серый цвет). Так, анархизм (от греч. anarchia – безвластие) возник где-то 150 лет назад в противовес крепнущим государственным и социальным институтам (характеризуемым белым цветом – см. белый). Поэтому черный цвет можно по праву считать архетипом анархизма.

Действительно, черные одежды носят обычно агрессивно настроенные упрямцы, протестующие анархисты и др. Поэтому в нем можно видеть и помощь слабовольным пациентам в укреплении силы духа. Черный юмор – это переворот интеллекта (обратный религиозному перевороту в посту). Здесь уже правит не белое сознание, как в сатире, и не подсознание, как в юморе светлом, обычном. Здесь правит бессознание и его черные законы. Черный цвет одежды выбирают те, кто пошел против общества, против общественного сознания. Это нигилисты и анархисты XIX века. Это и фашисты 10-х, и битники 50-х, и рокеры 80-х, и бандиты 90-х годов XX века.

Любопытное по своей проницательности толкование белого и черного цветов дает Татьяна Забозлаева, когда говорит о причинах их возникновения в период ампира. Считая белое и черное принципиальным отсутствием красочности, она пишет: «К власти пришли строители нового мира, которые все начинали с нуля…» Смысл этого сочетания раскрывается просто: от бессознательной жизни (черный) перейти к сознательному (белый) построению нового мира… Действительно, и большевистские ленинцы 20-х, и американские мафиози 30-х, и российские бандиты конца 80-х – начала 90-х годов или банкиры конца XX века – все они начинали с нуля. Все они начинали с черного.

Одри Хепбёрн на съемках фильма «Сабрина», 1954

Вместе с тем мрачность черного цвета никак не сказывается на его чрезвычайной популярности у женщин. Ибо в наше время критерии кардинально изменились, и черный цвет стал символом утонченности и элегантности. Это до сих пор удивляет психологов: нравится одно, выбирают другое, а носят третье… Здесь-то мы и видим всю «противоречивость» логики женского интеллекта, всю жизненность логики бытия в одной и той же «женственной» категории Инь: сознанию нравится белый, для мужа выбирается серый, а для себя, для бессознания, – черный.

И здесь же мы сталкиваемся с якобы противоречивой «цельностью» этой логики в масштабе мировой культуры. Как известно, на Западе женщины обычно носят белые одежды, тогда как на Востоке – черные.

В трауре же, как и в любых других экстремальных условиях жизни, женщины надевают черное на Западе и белое на Востоке. Замечу в связи с этим, что мода на черные повседневные одежды в России 1998–2001 годов определялась именно этими экстремальными условиями жизни, то есть стрессовой ситуацией женщин, одевшихся в черное. Итак, во всех случаях женщина оказывается правой – и белый, и черный являются женскими цветами Инь. Женщине остается лишь выбирать.

Эдуард Мане. Олимпия, 1863

Хотя и оказывается, что не все женщины знакомы с целительным свойством черного цвета. Например, сексологи и сексопатологи успешно справляются с аноргазмией у своих пациенток, предлагая им сосредоточиться на ощущениях. Казалось бы, все правильно: ощущения отвечают функциям бессознания, возбужденное состояние которого и должно доминировать в половом акте для достижения оргазма. Но программная установка сексолога на «сосредоточение» обязательно включает тормозящее сознание. Белый цвет последнего никак не вписывается в черный цвет бессознания…

Это не метафора. Действительно, зрелым женщинам известны приемы переключения обыденного сознания на доминанту бессознания ярким представлением черного цвета… Black-out, как говорят англичане. И этот-то черный и рождает то самое сновидное состояние интеллекта, когда наяву все бывает лучше, чем в самом хорошем сне… В этом и заключается «сексуальность черного цвета» – ни-о-чем-недумание, не-сосредоточение – только черный цвет бессознания. И наступает оргазм…

Считается, что черное белье вошло в европейскую моду с сексуальной революцией. Однако задолго до этого, в галантном веке, были модны черные мушки, в конце XIX века стали модны бархотки на шее («Олимпия» Мане), черные чулки и т. д.

Обри Бердслей. Иллюстрация к пьесе О. Уайльда «Саломея»

Рисунки Бердслея вызвали не меньший скандал, чем сама драма с поцелуем мертвой головы. Некоторые исследователи полагают, что Саломея означает богиню Кибелу (или Артемиду), которая хранила девственность и наслаждалась разрушением мужской сексуальности.

Любовный акт – это измененное состояние интеллекта. Именно интеллекта как хроматической модели личности. Интеллекта, перевернутого прежде всего у женщины. Отрешиться от всех условностей своего (общественного!) сознания. Делать все наоборот – то, что в обычных условиях жизни делать нельзя… «Праздничная, перевернутая культура», как ее обозначал М. М. Бахтин. А Гюисманс в знаменитом романе «Наоборот» даже описал в цвете подобный переворот: кушанье сервировано на черной скатерти, столовая обтянута черным бархатом, дорожки в саду посыпаны золой, в бассейн налиты чернила, и обнаженные негритянки подают «русскую еду»: черную икру и черный хлеб.

В связи с цветовым описанием русской еды вспомним, что в средней полосе России очень часто встречаются и аналогичные названия рек и речек «Черная», о семантике которых можно лишь заметить, что, как и будущее время, они остаются неизведанными, неизвестными, в общем – черными.

Так, Платон диалектически полагал черный цвет наиболее верной характеристикой будущего времени. В народе эта характеристика сохраняется и сегодня: «отложить денег на черный день» – это значит – на неизвестное будущее. Об этом говорит и семантика черного ворона, который может «накаркать» недоброе будущее. Да и примета с черной кошкой говорит о некоем будущем (единственное различие: в России она перебегает дорогу – дурное предзнаменование, а в Англии, к примеру, – доброе). Николай Гумилёв также связывает черный цвет с непознаваемостью будущего: