Стефано де Роза де Роза - Шагал

Революция не принесла особых потрясений в жизнь семьи. К царю Шагал не испытывал никакой симпатии. А в событиях 1917 года видел свершение исторической судьбы.

В Париже Шагал познакомился с Анатолием Луначарским - тот приходил к нему в "Улей", чтобы написать о нем статью. Шагал простодушно признался ему, что знает только, что Маркс еврей и что у него длинная седая борода. Луначарский, "очки, бородка, усмешка фавна... улыбался и поспешно записывал что-то в блокнот".

Луначарский стал народным комиссаром просвещения и вспомнил о Шагале, предложив ему ответственный пост в одном из отделов Наркомпроса.

Пейзаж и любовь

Вот как Шагал вспоминает свою невесту Беллу: "Ее молчание было моим молчанием. Глаза - моими глазами. Как будто мы давным-давно знакомы и она знает обо мне все: мое детство, мою теперешнюю жизнь и что со мной будет; как будто всегда наблюдала за мной, была где-то рядом. <...> На бледном лице сияют глаза. Большие, выпуклые, черные! Это мои глаза, моя душа". Глаза Беллы устремлены на художника в картине "Прогулка" (1917-1918, Санкт- Петербург, Государственный русский музей).

Основные элементы простоты

Теоретическое обоснование живописи Малевича и его увлечение простейшими формами (кругами, квадратами и т.д.) было дано в книге "Супрематизм. 34 рисунка", изданной в Витебске в 1920 году. Шагал, работавший в тесном контакте с Малевичем, воспринял некоторые из его идей, о чем свидетельствует картина 1920 года "Композиция с кругами и козой".

Шагал от должности отказался. Он воспользовался явным расположением к нему Луначарского только для того, чтобы попросить у него разрешение на открытие Школы искусств. В дальнейшем Шагал был назначен уполномоченным по делам искусств в Витебской губернии.

По случаю первой годовщины революции Шагал приказал празднично украсить весь город и призвал художников оставить свои мастерские и "передать мольберты во временное распоряжение Художественной комиссии по украшению города Витебска к Октябрьским праздникам".

Но с самого начала отношения Шагала с другими преподавателями Школы были сложными. Трения с Малевичем объяснялись в первую очередь несходством характеров, но за взаимным личным неприятием двух художников явно стояли разногласия культурно-эстетического свойства.

Малевич все, что он стремился выразить в искусстве, облекал в простые геометрические формы - квадрат, круг и крест, которые он считал изначальными образами.

Если внимательно рассмотреть некоторые работы Шагала революционных лет, как, например, "Профиль у окна", или еще в большей степени эскизы для театра, нетрудно заметить, что и его искусство было не вполне чуждо супрематизм}'. Шагал заимствует у Малевича некоторые элементы стиля, но жесткая теоретическая база, выработанная великим коллегой, всегда была ему чуждой.

Увольнение из Школы искусств помогло Шагалу выбраться из затруднительного положения. Да и та симпатия, с которой он встретил эпохальные события 1917 года, постепенно сменилась отчуждением, скрывавшим отчетливо проявившееся негативное отношение.

Шагал переехал в Москву, где стал работать над оформлением спектаклей Камерного еврейского театра Грановского (одновременно расписывая стены в зрительном зале), каждый из которых был задуман как некое единое целое, живущее собственной жизнью.

В 1921 году он преподает в Сиротском доме в Малаховке и начинает описывать свою жизнь.

В 1922 году благодаря поэту Балтрушайтису, литовскому послу в Москве, разрешившему Шагалу 7переправить картины в Каунас, художник пользуется случаем и уезжает из России.

Покидая родину, Шагал с надеждой обращает все свои помыслы к Франции. Он едет туда во второй раз, но теперь он уже не одинок и не робок. С ним едут жена и дочь, и он чувствует, что стоит на пороге решающих испытаний.

Верность народным мотивам

Несмотря на бурные исторические процессы, так или иначе отражающиеся на искусстве Шагала, ему удается сохранить цельность художественного мировосприятия благодаря верности народным ценностям. Так, в картине "Продавец скота" (1912-1913, Париж, Национальный музей современного искусства) средствами живописи передается детский восторг перед традиционным укладом.

"Может быть, Европа меня полюбит, — писал Шагал, — а вслед за ней и моя Россия". Вернувшись во Францию, он вынужден был возобновить прерванные искания. Последовал краткий период замешательства. Художник чувствовал, что изменился по сравнению с тем творческим этапом, когда создавалась картина "Я и деревня".

Преобразилось его "я", и деревни больше не было.

Да и Париж был уже не тот. За эйфорией победы в Первой мировой войне и общим желанием не оглядываться на тяжелые военные годы стали просматриваться острые и сложные социальные конфликты.

С ностальгической грустью вспоминал Шагал годы, когда его воображение питалось открытиями кубизма.

Хотя кубисты не скрывали своего недоверчивого отношения к полотнам Шагала, именно Делоне и его соратники побудили его и дальше развивать взрывной, эпатажный стиль.

Шагал был художником, отличающимся естественной свежестью образного восприятия.

Уроки живописи

На фотографии вверху можно видеть членов комитета витебской Академии изящных искусств 1919 года. В числе прочих туда входили Шагал (четвертый слева) и Эль Лисицкий (первый слева); снимок сделан в мастерской Юрия Пэна (третий справа), первого учителя Шагала. На фотографии внизу Шагал запечатлен в окружении своих учеников - детей из Сиротского дома Малаховки в 1921 году.

Нагой Христос

Сам Шагал так объясняет религиозное чувство, выраженное в "Голгофе" (1912, Нью-Йорк, Музей современного искусства): "Да уже первобытное искусство владело техническим совершенством, к которому стремятся, изощряясь и ударяясь в стилизацию, нынешние поколения. <...> Этот прогресс формы все равно что пышное облачение римского папы рядом с нагим Христом или богослужение в роскошном храме рядом с молитвой в чистом поле".