Журнал «Пионер» - Пионер, 1949 № 08

- Да-вай! И-ди! Ско-рей! - доносит ветер крики зрителей.

«Молодец моя «Свирелька», молодец», - с нежностью шепчет Чарли. Лицо его горит от ветра, губы пересохли. Уже ближе, ближе арка финиша, можно разглядеть даже белый шнурок.

Резкий толчок в переднее колесо. Дёрнулся руль. Чорт, камень?! Не могли очистить как следует дорожку!

Но что же это?! Машина, вильнувшая от толчка, не выравнивается. Чарли напрасно вертит руль влево, «Свирель» продолжает забирать в правую сторону. «Спокойно, спокойно, только не волноваться! Потеряно управление? Потеряно управление?!»

«Свирель» неотвратимо приближается к белой черте.

- Эй, парень, куда ты?! Куда лезешь?! Езжай по своей! - слышит Чарли крики по обеим сторонам шоссе.

Ему кричат, даже грозят кулаками. Там ещё ничего не понимают. Чарли всё крепче вцепляется в руль. «Свирель» уже пересекла белую черту и теперь несётся по правой дорожке впереди первого номера, на котором сидит ни живой, ни мёртвый от страха Лейстер Скалли. Он тоже ничего не понимает, но смертельно испуган и отчаянно кричит. Чарли не слышит этого вопля, ветер свистит со всей силой в его ушах. «Спокойно, спокойно, только не волноваться!»

- Мальчик! Мальчик мой!…

Кто это подымает тёмные руки? Кто понял там, в толпе, что мальчику грозит смертельная опасность?!

«Спокойно, спокойно, спо…»

На всём ходу «Свирель» врезается в гранитный барьер шоссе, отскакивает от него и опрокидывается вверх колёсами. Точно снаряд, вылетает из неё темнолицый гонщик и распластывается на асфальте. Маленький Лейстер старается изо всех сил повернуть свою «Ласточку» влево, но его правое колесо задевает опрокинутую машину и мгновенно отваливается. «Ласточка» чертит по асфальту широкую дугу и, почти уже остановившись, начинает вдруг медленно заваливаться на бок. И так же медленно, словно раздумывая, из неё вываливается Лейстер Скалли.

Воет сирена санитарной машины. Застывшие было, словно в столбняке, люди теперь прыгают через барьер и мчатся к месту аварии. Одними из первых на шоссе оказываются темнокожая женщина и синеглазый менеджер Чарли.

- Ничего, вы не бойтесь, это ничего! Он жив, мэм, уверяю вас, он жив! - бормочет Василь, и неизвестно кого хочет он успокоить: мать своего друга или самого себя.

- Лейстер! Лейстер! - взывает высокий джентльмен.

За ним по пятам бежит кудрявая лёгкая девочка с орехово смуглым, а теперь серым от ужаса лицом и торопит вторую девочку:

- Скорей, скорей, может быть, мы ещё спасём его!

Но эта вторая вдруг останавливается, откидывает со лба медные пряди волос и говорит жалобно и решительно:

- О, нет, Нэнси, я не могу идти туда!… Нет, не тащи меня!… Я… я боюсь вида крови!… А там будет кровь, я знаю!…

С тех пор, как мы заглядывали в эту книжку, она ещё больше истрепалась и распухла от разных записей и вкладок. И на этот раз в ней лежит какая-то бумага, сложенная вчетверо, которую нам очень хочется развернуть: «Заключение экспертной комисии по делу об аварии, имевшей место на гонках «табачных. ящиков» в городе Стон-Пойнте».

Сухое и казённое заглавие. Однако мы всё-таки продолжим наше чтение, не так ли?

Результаты экспертизы

«По осмотре самодельного автомобиля первой категории участника гонок Робинсона Ч. Т., обозначившего свою машину названием «Серебряная свирель», оказалось, что левая рулевая тяга означенного автомобиля оборвана. Это и послужило непосредственной причиной того, что машина вопреки усилиям гонщика выровнять её резко пошла вправо и в результате налетела на гранитный барьер.

Обследование рулевой тяги, проведённое мной, старшим инспектором Э. Л. Доусоном, и мной, членом жюри А. Конли, не дало никаких новых показателей, несмотря на утверждение менеджера пострадавшего гонщика, школьника В. Гирича, что тяга якобы надрезана каким-то острым орудием, скорее всего бритвой. По настоянию того же упомянутого В. Гирича были вызваны и опрошены другие гонщики и их менеджеры, но никаких свидетельств, подтверждающих наличие злого умысла с чьей-нибудь стороны, они не дали. Таким образом, остаётся предположить, что бичева тяги перетёрлась во время следования на старт и окончательно оборвалась при спуске с холма. Экспертиза эта окончательная и может быть повторена только по настоянию главной судейской коллегии.

Подписали:

Старший инспектор Э. Л. Доусон.

Член жюри А. Конли».

Поперёк этого листка размашистым, энергичным почерком было выведено:

«Конли, это всё чепуха и очередные негритянские выдумки. Нечего устраивать поиски каких-то диверсий. Негр просто не умел держать дорогу и потому свернул себе шею.

Главный судья Парк Бийл».

Под этой бумагой, имеющей официальную печать городского управления, идёт несколько страниц записной книжки, исписанных рукой её владельца и испещрённых многими помарками и кляксами, как будто писавший очень торопился или был в волнении:

«Они были точно глухие и слепые. Мы им показывали тягу, один конец которой разлохматился, а на другом был всякому виден свежий срез, но они как будто не хотели ничего этого видеть и сказали, что нам это всё чудится.

Потом и я, и Беннет, и Джон Майнард, и Пабло де Минго начали говорить, что нужно позвать и спросить тех, кто участвовал в заезде, а также их менеджеров. Они на это согласились, только видно было, что им очень неохота и скучно заниматься всем этим делом. Когда пришли Мэрфи и Дик, всякий, даже слепой, мог увидеть по их рожам, что тут дело нечисто,. Но инспекторы и тут ничего не увидели и отпустили их, когда они сказали, что знать ничего не знают. Тогда мы решили, что будем действовать сами, Мы пошли и собрали ребят Нижнего Города и рассказали им всё это дело. Они сказали, что слышали уже всё это, а многие даже были на гонках и видели, как разбился Чарли. Но никто не мот нам ничего сказать такого, что могло нас интересовать.

А когда мы уже совсем потеряли надежду, вдруг пришла к нам в дом Темпи, жена Цезаря, со своим вторым мальчиком, которого зовут Аллан. Оказывается, он постоянно торчит возле пустыря, строит там у лужи какую-то мельничку или что-то в этом роде. И вот в день праздника он тоже был там, потому что закапризничал, и Темпи в наказание оставила его дома. Он и пошёл к своей мельничке и там потихоньку ревел и бранил на чём свет стоит всех своих родных за несправедливость. А потом видит: какой-то рыжий мальчишка шныряет у сарая Робинсона и чего-то разнюхивает. На Аллана он и внимания не обратил, потому что кто же обращает внимание на такого малыша. А малыш этот всё примечал. Рыжий подошёл к задней.стенке сарая, отодвинул доски и полез внутрь, а когда вылез, тихонько свистнул. И тотчас же кто-то за углом тоже засвистел.