Ирина Стрелкова - Там за морем деревня…

— Сдохнем мы тут от дуста, как клопы! — Салман хотел сплюнуть, но во рту стало сухо и горячо.

— Нет, это не дуст, непохоже. — Витька порылся в кармане, вынул платок, рванул зубами. Одну половину взял себе, другую отдал Салману. — Возьми, все-таки защита.

Теперь оба говорили через тряпку, глухо. Врали, будто во рту не так печет, но на самом деле пекло сильнее. Витька сполз спиной по стенке, опустился на пол. Ему было уже всё равно, запачкается он или нет.

— Слушай, Сашка! Ты зачем ту девчонку обижал? Что она тебе сделала?

«Ничего не понимает, — горестно удивился про себя Салман. — И откуда только берутся такие беспонятные люди?» Он сел на пол рядом с Витькой. Уж лучше поспать, чем такой разговор. И тут же вскочил. Нет, спать нельзя — задохнешься. Ему-то ещё ничего, но Витька слабый, непривычный к плохому.

— Эй, откройте! — Салман забарабанил кулаками в дверь. — Откройте! — Повернулся спиной, начал бить каблуком. — Гады! Откройте!

Витька зашевелился, поднял голову. Салман перестал бить в дверь, наклонился к Витьке и еле разобрал:

— На ходу не стучи, не услышат. На остановке. — Витька хотя и слабый, а голова у него работала. На ходу стучать пустое дело.

Салман прилег на полу рядом с другом, прижался тесней.

Состав долго шёл без остановок. Потом Салман сквозь забытье почуял — тихо, не стучат колеса, поезд стоит. Он не вставая принялся стукать каблуком в дверь. Стукал и стукал — никого снаружи нет. «Может быть, поезд остановился где-нибудь в степи, — думал в отчаянье Салман, — а я стучу, как дурак». Он пробовал растолкать Витьку, посоветоваться с ним, но Витька спал. «А что, если он не спит? — испугался Салман. — Не спит, а уже задохся? — Он потрогал Витькин нос, губы. — Вроде бы он дышит, теплый. Просто сомлел с непривычки».

Салман передохнул немного и снова принялся бухать каблуком в дверь. Три раза бухнет — прислушается. Три раза бухнет — снова ухо к стенке. Ничего, он терпеливый. Ещё три раза, ещё… Наконец кто-то оттуда, снаружи, стукнул ответно и спросил:

— Есть там живой? — женский голос, крикливый.

— Есть! — заорал Салман что было силы. — Есть! Откройте!

— Сейчас! Мужиков позову! — отозвался женский голос.

Потом проклятая дверь тронулась, поползла вбок. Салман ждал яркого света, а увидел ночь, зеленый шар лампы на высоком столбе. Внизу стояла женщина в теплом платке поверх ватника, дяденька в железнодорожной фуражке. И ещё две фуражки увидел Салман — два милиционера пришли, чтобы забрать его в тюрьму. Салман жадно задышал. Ничего, силы ещё есть. Свет фонарика ударил ему в глаза и скользнул ниже, осветил лежащего на полу Витьку.

— Носилки! — сказал кто-то. Один из них без памяти.

«Теперь пора», — велел себе Салман и юркнул за поставленные поперек двери носилки. Приземлился на четыре точки и припустил. И в тот миг, когда он считал, что спасся, за спиной заверещал милицейский свисток.

— Держите его! Держите!

Откуда-то сбоку выскочил парень в замасленном ватнике, и Салман забарахтался у него в руках. «Все. Попался».

Мимо на носилках пронесли Витьку.

— Этого гаврика тоже в больницу? — спросил парень, поймавший Салмана.

— Его-то? — Двое с носилками повернули головы, посмотрели на Салмана. — Обойдется. Вон как бежал. Здоровехонек.

Витьку унесли, а Салман остался. Его немного трясло, но ничего, пройдет. Он втянул голову в плечи и пошагал, как важный преступник, под конвоем двух милиционеров.

Сначала Салмана вели через железнодорожные пути, потом по лестнице вверх. Он увидел у себя под ногами огромную станцию, огни, блеск рельсов и темные крыши вагонов. «Объявляется посадка!» — сказал громкий недовольный голос. Внизу, на освещенной ярко длинной площади, быстрее забегали люди с чемоданами. Салман остановился, чтобы лучше разглядеть. Он никогда не видал столько людей сразу, на одном месте, суетящихся и мешающих друг другу. На базар в поселке народу съезжалось много, но здесь… Он попробовал просунуть голову меж прутьев, огораживающих мост над станцией.

— Ты куда? Пошли, пошли! Никогда не видал, что ли? — Один из милиционеров легонечко подтолкнул Салмана.

Салман, конечно, не сказал, что видит большую станцию впервые в жизни.

Поезд ушел, станция опустела. Салмана привели в комнату с решеткой на окне, усадили на скамейку.

— Есть хочешь?

— Хочу! — Он взял кусок хлеба с колбасой, жадно съел.

— Меня зовут Кудайберген Оспанович, — сказал милиционер, накормивший Салмана. — А тебя как зовут? Откуда ты приехал?

— Меня зовут никак, — ответил Салман без всякого нахальства, очень тихо и вяло. — Я приехал ниоткуда. Ничего не помню, очень хочу спать. Везите меня в тюрьму.

— Скажите пожалуйста! — рассердился милиционер. — Мать, наверное, все глаза проплакала, а он тут партизана изображает.

Салмана посадили в машину с двумя лавками по бокам и повезли. На окошках машины тоже были решетки. Потом ему сказали: «Выходи». Машина с решетками уехала. Салмана повели в дом. Он увидел большую комнату с кроватями, мальчишечьи головы на подушках. «Может быть, не тюрьма, — подумал Салман. — Может быть, детская колония». Ему показали пустую кровать, он лег и сразу куда-то полетел, далеко-далеко.

Ему снилось, что он пришел в школьный кабинет биологии, где на высоком шкафу стоит чучело синей птицы. Салман птицу не убивал. Он снял её, дохлую, с переднего бампера грузовика. Она разбилась о грузовик где-то в горах, на перевале. Синяя-синяя. Витька обрадовался, увидев дохлую птицу. «Она прилетает к нам из Индии», — сказал Витька, снимая острым скальпелем синее оперение, как снимают простую шкурку суслика. Чучело птицы Витька и Салман подарили школе.

Салман помнил: на лакированной подставке приклеена бумажка, и на ней значится рядом с Витькиной его фамилия — Мазитов из 5 «Б».

Но теперь он увидел — птица ожила. Она захлопала синими крыльями и стащила с ног лакированную подставку — так, нога об ногу, человек стаскивает сапоги. Птица взлетела, сделала круг под потолком и устремилась к окну, а оно закрыто. Птица стукается о стекло, не может вырваться на волю. «Надо бы окошко открыть», — говорит сам себе Салман и не может стронуться с места. Поглядел вниз, — а его ноги прикручены к полу, как лапы птичьи к дощечке. Рвется Салман выпустить птицу — и ни с места. И вдруг кто-то широко распахивает окно, оттуда льется яркий, резкий свет. Салману не разглядеть против света, кто же распахнул окно, кто выпустил птицу. Свет всё ярче — глаза болят. Салман заслонился ладонями и проснулся. В комнате горел свет, какой-то человек ходил меж кроватями и смотрел, все ли на месте. Салман притворился, что спит. Свет погас, воспитатель ушел. «Синяя птица зато на воле», — успокоенно подумал Салман. И с тем уснул.