Канни Мёллер - Поздравляю, желаю счастья!

Я осторожно пригубила пиво, умудрившись тут же поперхнуться. Из-за этого накрашенного типа я ужасно нервничала. Он нагнулся, чтобы постучать меня по спине.

— Поосторожней, — произнес он, и мне показалось, что я где-то слышала этот дурацкий тон.

— Вы, случайно, не Юханнес Тотт? — неуверенно спросила я.

— Почему бы и нет, — ответил он.

— Я просто спросила.

— А я просто ответил. А ты случайно не Робин?

— Не-ет, я Элли Борг.

— Ах вот как, ты — та самая Элли Борг! Кру-уто! — протянул он все тем же деланным тоном. — Клево познакомиться, Элли. В реальности ты даже еще красивей. Можно твой автограф? Ну пожалуйста?

Поскольку я не очень-то люблю людей, которые надо мной издеваются, я отодвинула свой стул как можно дальше от него. Но он придвинулся ко мне, оторвал кусок бумажной скатерти и протянул его мне. И отвинтил колпачок старомодной перьевой ручки — на вид довольно дорогой. Все это было просто ужасно, и я сделала вид, что не вижу, как он подставляет свое голое плечо.

— Пожалуйста! — притворно умолял он, хлопая накладными ресницами.

Народ вокруг пялился на нас и гоготал. Это раззадорило Юханнеса Тотта, придурковатую звезду сериалов и рекламы пастилок для горла.

— Элли Борг, ну что тебе стоит, это же займет всего пару секунд! — ухмылялся он, перегнувшись через столик. Изо рта у него несло пастилками «Вике Бло».

Я как можно быстрее нацарапала своё имя, чтобы поскорее смыться. Но на мое плечо опустилась чугунная рука.

— Ты же не просто так села за мой столик? — ворковал он, хлопая ресницами так, словно долго репетировал этот жест.

— Здесь просто был свободный стул, — прошипела я, пытаясь увернуться от пятерни с черными ногтями.

— Пойдем-ка потанцуем, — он потянул меня за собой, положил руки мне на плечи и вытолкнул на танцпол, как тележку. Остальные посетители со смехом расступались, так что за нами образовывалась дорожка. «Как только он меня отпустит, я сбегу!» — повторяла я про себя на протяжении всего этого позорного шествия.

Но он и не думал отпускать. Наоборот. Он ухватил меня, как заправский танцор танго, продолжая бороздить толпу, словно поле, от края до края. А потом обратно. Люди расступались, спотыкаясь. Я надеялась, что кто-нибудь наскочит на него в ответ, но связываться с парнем из рекламы пастилок никто не хотел.

— Божественно танцуешь! — пыхтел он.

Скоро он выдохнется, думала я, как только ослабит хватку, я вырвусь!

Но он устроил настоящий танцевальный марафон, вцепившись наманикюренными пальцами в мои бедра. Мне казалось, что юбка задралась до предела, а разрез имелся до талии. За бретельками я, по крайней мере, могла следить, они по-прежнему держались на плечах. Пока марафонец не схватил меня сзади за шею. Я почувствовала, как одна бретелька зацепилась его кольцо с печаткой и лопнула.

Самым ужасным было то, что к этому моменту на танцполе остались только мы.

Все стояли вокруг и таращились на партнершу, которой, к несчастью, была я.

Девчонку, которой, словно тряпичной куклой, вертел потный психопат.

Юханнес Тотт устроил шоу: публика аплодировала и ликовала.

Я оказалась неизвестной статисткой с улицы. Никого не интересовало, нравится мне эта роль или нет.

После бесконечного метания от одного края танцпола к другому, сопровождавшегося наступанием друг другу на ноги, Юханнес Тотт упал как подкошенный прямо центре зала. Очень эффектно. Все аплодировали. Наконец-то я могла сбежать. Как мне казалось. Пока в мои лодыжки, подобно волчьим зубам, не впилась пара рук. Естественно, я грохнулась. Рухнула, как сосна на лесоповале. Это был такой позор, что я даже не заметила, больно мне или нет. Нужно было смываться, неважно как: испариться или провалиться сквозь землю. Но омерзительный Юханнес Тотт продолжал представление. Слоя на коленях, он изображал величайшее страдание:

— Жестокие боги! Зачем отнимаете у меня мою голубку? О боги, лишите же меня жи-изни! — последнее слово он тянул, как бельевую резинку, а затем ударил себя в грудь, и завершилось все приступом кашля.

Кто-то в толпе крикнул, что поможет пастилка «Вике Бло», но у него явно не было с собой никаких пастилок. Изо рта у него капала слюна, пальцы скрючились, как у вампира. Можно было представить себе, как у него отрастают и желтеют ногти. Как он облизывает губы и лязгает зубами. Как он с урчанием склоняется к моей шее. Но я не могла позволить какому-то жалкому кандидату в вампиры пить мою кровь, а потому вмазала коленкой по самой чувствительной части его тела.

Юханнес Тотт взвыл и покатился по полу.

— Проклятый урод! — крикнула я, вставая на ноги, и продолжала кричать, пробираясь к выходу.

Эти слова относились не только к Юханнесу Тотту, но и ко всем идиотам, которые стояли вокруг и ухмылялись.

Я схватила куртку и бросилась на улицу, на морозный воздух — как в прорубь зимой. Чудесно! У меня сразу прояснилось в голове, и я увидела, что юбка задралась до самой талии. Я расправила и пригладила ее. Потом встряхнулась, как мокрая собака, пытаясь избавиться от чужого пота и запаха.

Лотта выбежала за мной, не взяв своей куртки и явно собираясь вернуться.

— Ты уже уходишь? — спросила она, ежась в своем топике с огромным вырезом.

— А ты как думаешь? — злобно ответила я.

— Ну… ты что, шуток не понимаешь? Ты же видела, кто это такой?

— Извини, но это не важно.

— Но он всегда такой! Все это знают!

— Отлично. Я пошла.

Она схватила меня за руку, пытаясь удержать.

— Вы здорово танцевали, честно!

— Спасибо, — ответила я.

— Ну хватит, не будь занудой! Не уходи!

Но я решила быть занудой. И ушла. По дороге домой я плакала. Из-за того, что мир такой мерзкий. Из-за того, что тот, кто был достоин любви, исчез.

Умри я сейчас — никто бы и не заметил. Как несправедливо. Как все безнадежно.

За то время, что ушло на поиски Ругера, я разобралась с несколькими вещами.

Юханнес Тотт был из мира насекомых-вредителей. Тех, что забираются в твою кору и пьют твой сок. Таких, как он, не перечесть.

А таких, как Ругер, стоит ждать и искать.

Долгое время мне казалось, что от меня пахнет Юханнесом Тоттом, хоть я и мылась так усердно, что кожа едва не слезала клочьями. Заявить на него в полицию было невозможно, а если бы основание для этого и нашлось, он бы только посмеялся. Надо было пережить обиду. Не смертельную, но отвратительную.

Отвратительного вообще хватало. Взять, например, маму с папой. После нескольких дней воркования они стали готовиться к очередной войне. Я поняла, что новое папино исчезновение — всего лишь вопрос времени. И если он не отправится распространять свой «Вивамакс», то, значит, просто скроется в неизвестном направлении.