Дмитрий Емец - Череп со стрелой (СИ)

Берсерки стояли полукругом. Четыре сводные четверки. Боевые ведьмы толпились отдельной куч­кой. Ведьма первой четверки была рыхлой дамой с опустелым взглядом и широкими запястьями. В зу­бах она сжимала глиняную трубку, а в руках держа­ла кошку. Кошка была огромная, стерилизованная, и звали ее, разумеется, Мася.

Другая ведьма, худая, смуглая, постоянно пребывала в нервическом движении. То вскидывала руки, то гладила себя по лицу, то непонятно чему улыбалась.

Из-под ее желтоватой дубленки выглядывали

бусы из птичьих черепов. Рядом с ней застенчиво улыбалась молоденькая девушка, в длинные волосы которой были вплетены тонкие полоски фольги. Кроме того, имелся и некий молодой человек, мало похожий на берсерка. Впрочем, он пока мелькал за спинами, возникая лишь изредка. Нос у него был какой-то особенной благородной формы.

Ведьм представлял лично Дионисий Белдо, порхавший между ними как птичка. Безопасность «птички» обеспечивали опытнейшие Млада с Вла­дой и три арбалетчика из личной охраны Гая , спо­койные, как удавы. По тому, как они смотрели на шныров, охватывая их фигуры как-то в целом, без фиксации на лицах, ощущалось, что людей для них не существует, а есть только мишени.

Белдо был доброжелателен, легок и изящен. По изрытому строительными ямами, засыпанному рыхлым снегом дворику он порхал, как устроитель бала по сияющему паркету. Эх, как не хватало ему парика! Как нужны были туфли с бантами и камзол! Но и без того весенняя каша не пачкала его легких ног, словно признавала Дионисия Тиграновича сто­ящим много выше слякоти.

Казалось, он встречает не шныров, а лучших друзей. Улу он кивнул как самому верному, самому старому знакомому, с которым можно особенно не здороваться, поскольку они видятся каждый день. Макса ущипнул за бицепс и тотчас потряс рукой, изображая ужас и восхищение от встречи с неви­данной мощью. Руки Яры тоже коснулся, но без всякого панибратства, а трепетно и чутко, убрав пальчики скорее, чем Яра определилась с его при­косновением: приятно ли оно ей, а если нет, то на­сколько именно. На Витяру особого внимания Белдо не обратил, а вот на Насту посмотрел грустно, с затаенной тоской, точно безнадежно влюбленный.

— А все-таки Гамов! — шепнул он ей на ухо. — Я судьбы вижу: Гамов!

Дане Белдо сказал что-то невероятно длинное и умное, состоявшее из такого числа придаточных предложений, что и сам запутался, и Даню запутал. Но, хотя смысл и ускользнул, не оставив ни ключа, ни записки, все равно это протянуло между ними паутинку единства и избранности.

На Рину Белдо взглянул озабоченно, кратко и тревожно, как смотрит учитель на некогда люби­мую ученицу, сильно съехавшую за последнюю четверть и вдобавок влюбившуюся в укротителя из театра прыгающих блох.

Одним словом, Белдо был великолепен, но Мла­да и Влада, хорошо знавшие старичка, ощущали в его порханиях сильное беспокойство. Проявлялось это очень тонко, для посторонних почти неулови­мо. Порой Дионисий Тигранович приподнимал ли­цо и, окидывая вопросительным взглядом всех без исключения шныров, замирал на миг, точно пес, пытающийся унюхать в воздухе что-то в высшей степени занимательное.

Когда же Белдо впрочем, очень быстро и мало для кого заметно — провел рукой по волосам, Млада и Влада окончательно убедились, что что-то тут не чисто. Беспокоится, ох беспокоится Дионисий свет Тигранович! Тренькнула у старичка гитарная стру­на интуиции, взял он верхним чутьем добычу — да вот какую? Да кто ж его знает — оттого и терзания!

Но, повторимся, это были полутона, понятные лишь избранным. Все прочее шло своей чередой и мало отражалось на изящных метаниях компакт­ной тушки Дионисия Тиграновича и дружелюбно­сти его стремительных ручек.

— Признаться, мы давно ждали случая! Пленить одного-двух несложно, но нам надо было сразу много и в Москве!.. И самое трогательное, что явил­ся даже тот, кого мы не приглашали! — Белдо язви­тельно поклонился Яре. — Нет-нет, не надо на меня так смотреть! Я от взглядов не горю и дырки во мне не прожигаются. Я здесь просто наблюдатель!

— А берсерки что, тоже? — спросила Яра.

— Берсерки не по моему ведомству, о них рас­сказал бы мой коллега Тилль, но он, к сожалению, задерживается... Но могу рассказать о своих кана­реечках!

— Ага-ага! В нашем салоне проходят акции, дей­ствуют ежедневные ссылки для экстрасенсов! — на­смешливо сказала Яра.

Ул предостерегающе кашлянул и дернул Яру за рукав, умоляя ее не нарываться. Злить боевых ведьм было опасно, особенно безоружным и вдали от укрытий. Вспылить они могли не только от слова «экстрасенс». Многие из них абсолютно искренне смеялись над экстрасенсами. У большинства ря­довых ведьмарей своя внутренняя версия, чему он служит. Чего ему его личный эльб наплел, той версии он и держится. Стихиям, звездам, духам, единому информационному полю, космическому разуму непознанным законам Вселенной. Кто-то вообще мнит, что прорвался на высшую ступень эволюции а остальные перед ним инфузории туфельки. А так как степень эволюции у каждого своя, то и крышу у каждого сносит в свою непредсказуемую сторону. Вроде человек внешне нормальный, улыбчивый, а скажешь при нем невинное слово «холодильник», а он тебе — раз! — откусил нос, потому что, оказыва­ется, он главный генерал всех газовых плит и у них с холодильниками война.

Белдо прыгал вокруг девушки с вплетенной в волосы фольгой. На вид она была едва ли старше Рины.

— Фиа! Наша восходящая звезда! — прощебе­тал он.

— И как же она звездит? — поинтересовалась Наста.

— Ее фантазии оживают! У этого явления есть один большой худой плюс и один маленький тол­стый минус. Плюс — что это очень-очень больные фантазии. Минус — Фиа плохо умеет ими управ­лять. Из-за нее — ай-ай! — мой собственный форт иногда несет потери! — Дионисий Тигранович, как добрый дедушка, погрозил Фиа пальцем.

— А фольга зачем?

— Фольга — некоторая страховка от особо опас­ных фантазий. Иначе они и ее бы прикончили. За­одно и антенна. Усиливает мысленный сигнал, — охотно объяснил Белдо.

Девушка, о которой он говорил, смущенно поту­пилась и, как по клавишам рояля, пробежала пальцами по пуговицам своего пальтишка. Пальтишко было тонкое, пролетевшее мимо погоды. Фиа мерзла, дула на пальцы и как-то вопросительно, точно потерявшаяся собачка, смотрела на Сашку.

Сашка отвернулся, потом снова быстро взглянул а нее. Что-то в этой девчонке было знакомое. Он напряг память и вспомнил. На даче, летом, года три назад. Он шел через мостик, а на мостике стояла и от дачной скуки плевала в воду компания: три дев­чонки и четыре парня. Чувствовалось, что сложи­лась компания недавно и отношения между ее чле­нами пока не распределены. Втайне всем было еще неуютно, все очень смущались, пытались показать­ся круче, чем они есть, и свою крутость выражали очень просто: обижали самую маленькую, самую беззащитную девушку.