Дмитрий Емец - Череп со стрелой (СИ)

— Зачем ты меня по потолку волочешь? Я ж к нему прилип! – пожаловался он слабым голосом.

Яра втащила слабо сопротивляющегося Даню в комнату и посадила его на пол. Даня хихикал. Пытался держаться за все подряд, в том числе за нос Яры.

— Отсюда такой вид! Это сногсшибательно! Как вы меня сюда прилепили? Патетикасредств вербальной эксцентрики компрометирует дифференцируемую ренту творчества Райнера Марии Рильке в гомогенной обфускации оверселлинга ойкумены!

Витяра достал новый кусок пластилина и, заинтересовавшись стал лепить Даню. Как скульптор, он ценил интересные натуры.

— От ты дуся! Чего – чего делает Рильке? – переспросил он.

— Воздействует на мимесис в плане обратной проекции на был! – объяснил Даня и немедленно обвинил Яру в каких-то миазмах тромбализма, Макса же серьезно предупредил: —А ты ко мне ручки не тяни. Мезаморф! Я тебя дезавуирую!

— Кажется ты слишком близко смогу к болту набрал! Большая р-разница потенциалов п-получилась! – шепнул Улу Макс.

Ул не ответил. Он уже несколько секунд, не отрываясь, смотрел под батарею, откуда струйками вытекал светящийся дым. Центром дыма был быстро вращающийся шарик – тот самый, что прожег дверь.

Струйки дыма расползались по комнате. Они были тонкими, как нити, но не рвались. Шарик продолжал настойчиво пульсировать.

Глава седьмая

СИНИЙ ДЫМ

Ваша жизненная позиция — что все плохо. Моя жизненная пози­ция — что все хорошо. Если вы последовательно будете придер­живаться своей жизненной пози­ции — у вас все всегда будет плохо. Если я смогу никогда не изменить своей — у меня все всегда будет хо­рошо. И таким образом окажется, что мы оба правы.

Кавалерия

— Уходим! Быстро! — зашипел Ул, однако пре­жде, чем кто-то сдвинулся с места, шарик полыхнул и каждая из нитей выбросила еще с сотню, точно у дерева от ветвей разбежались более мелкие побеги. Теперь вся комната была оплетена.

Ул, опомнившись, поймал за рукав рванувшуюся к выходу Яру:

— Поздно! Замри! Не задевай это!

Шныр, который не умеет слышать с первого раза, и мертвый шныр — примерно одно и то же. Рина с Сашкой повиновались не столько Улу, сколько той мгновенной покорности, с которой его послуша­лась Яра. Через мгновение она уже сидела у стены, прижавшись к ней спиной. В двадцати сантиметрах от ее груди пульсировали сразу три нити.

— Это то, что я думаю? — спросила Яра.

Оно самое, — мрачно подтвердил Ул. — Ведь­ма, которая это сделала, натуральная самоубийца.

Сколько псиоса ей ни давай, она испепелит себя такой магией за полгода.

Рина вспомнила дамочку с глиняной трубкой, о которой Белдо сказал, что она выдувает шары смерти

— Сколько у нас времени? Когда эта штука по­гаснет?

— Надеюсь, быстрее, чем нас перестреляют. Ведьме тоже непросто держать этот шарик. Она сама изнутри выгорает...

Лежащий под батареей шар постепенно пере­ставал вращаться. Его пульсации лились толчками и распространялись по всей паутине, пробегая по ней маленькими серебристыми шариками. Сашка ощутил, что с ним что-то происходит. Мысли пу­тались. А еще его очень раздражали пестрые но­ски Дани и то, что Даня снял ботинки и шевелил пальцами ног. Видимо, опасался запачкать потолок Сашку до того бесили его носки, что хотелось ша­рахнуть из шнеппера.

— Я стою на голове, и у меня все болит! — плак­сиво сообщил Даня.

Наста сухо цыкнула по дуге и проследила полет своего плевка.

— А у тебя все подряд болит или что-то опреде­ленное?

— Все подряд! — впал в уныние Даня.

— Ну, это еще ничего. Когда у человека болит все подряд, то это нервное. А вот если что-то опреде­ленное, то надо уже заморачиваться и лечить.

В комнату, разбив стекло, влетел голубь с окосте­невшими крыльями и свернутой набок шеей. Он попытался развернуться, но врезался в пульсирующую нить, вспыхнул и в одно мгновение прогорел

Одна из нитей осыпалась.

— Хотели подглядеть, как у нас дела, но накладка вышла! — сказал Ул.

Сашка посмотрел на Ула и понял, что Ул раздра­жает его куда больше Даниных носков. Сидит тут, понимаешь, сунув большие пальцы в карманы, и ли­цом просит кирпича. Сашка представил, как он бьет Ула в челюсть, а потом добавляет по шее ручкой саперки. Образ был настолько ярким, что Сашка ис­пугался и, решив, что все произошло в действитель­ности, схватил себя за запястье правой руки.

— Не мог бы ты провалиться? Я тебя ненавижу! — сказала кому-то Рина.

Сашка повернулся, пытаясь понять, кого она не­навидит, и убедился, что ненавидят его.

— Знаете, что этот тип делает? Отправляет мне координаты ДжиПиЭс! В последний раз притаски­ваюсь чуть ли не в Митино, а там на гараже метро­выми буквами: «Ты мне нужна!» Офигеть, как ин­формативно! А так нельзя было сказать?

Сашка начал тихо кипеть. Теперь ему хотелось прибить ручкой саперки не только Ула. Выстраива­лась уже целая очередь. Яра уткнулась лицом в со­гнутые колени.

— Тшшш! — прошептала она. — Вы что, не по­нимаете, что этот шар — болото ? Мы тут все нады­шались! Не смотрите друг на друга! Закройте глаза! Эта гадость перехватывает сознание. Если будем смотреть, возненавидим и перестреляем друг друга.

Сашка закрыл глаза. Несколько секунд ему хоте­лось на кого-нибудь броситься, но он перетерпел, ненависть постепенно погасла. Он сидел с закрытыми глазами и старался не дышать часто, потому что воздух в комнате с каждой секундой становился все более гнилостным, как в болоте.

Сашку атаковали кошмары: он видел тысячи тру­пов без кожи, самих себе роющих могилы. И над головой каждого — страшная призрачная фигура, окутанная бинтами. Руки у фигур короткие, но паль­цы бесчисленны и, как корни, уходят в человече­ские головы. Но тут эльбы перегнули палку. Образы были так жутки, что включилась защита сознания. Человек боится не страха вообще, не мирового зла, а маленького локального ужаса, вроде мухи, ползу­щей по открытому глазу мертвеца. Тут же все было слишком глобально, и сознание сумело справиться.

Тонкие нити, постепенно распадаясь, распро­страняли запах гниения.

Сашка сидел с закрытыми глазами. Почему гово­рят, что человек широк? Узок, невообразимо узок! Мал, как сигаретный огонек. Каждый вписывается в одну крошечную точку, в одну схему, в один под­ход к жизни, в одну-единственную манипуляцию, в маленькое «что-то». Каждый — огонек, движущийся куда-то, и весь вопрос только куда и не погаснет ли он по пути.

Рядом с Сашкой постоянно повторялся монотон­ный, тревожащий звук. Он никак не мог сообразить, что это. Не удержавшись, быстро приоткрыл один глаз. Витяра стучал зубами и непрерывно повторял «ва-ва-ва». В руке у Витяры был смятый ком пласти­лина, от которого он, не сознавая этого, откусывал кусочки.