Дмитрий Емец - Череп со стрелой (СИ)

Убедившись, что между ними нет нитей, Сашка протянул ногу и толкнул Витяру. Тот перестал по­вторять «ва-ва-ва» и, не открывая глаз, быстро и не­внятно произнес сквозь пластилин:

— Да-да! Все плохо! Мне очень нужно сейчас в жизни какое-то маленькое чудо! Но не исключено, что после маленького чуда я захочу большое чудо, и лучше вообще не расслабляться.

Яра оторвала лицо от колен. Она подумала, что тишина опасна. Болото шепчет каждому свое. А когда звучит общая речь, отдельные мороки раз­рушаются, а общий образ эльбам подобрать трудно.

— Давайте говорить! О чем угодно! Только не друг о друге, чтобы не поссориться!

Брызнули уцелевшие стекла. В окно влетело не­сколько болтов. Один вонзился в паркет в полуме­тре от ноги Ула и, зацепив одну из нитей, осыпался вместе с ней. Еще одна из нитей вспыхнула, когда ее задело падающим стеклом.

— Три стрелка! Как раз четверка за вычетом ведь­мы! Остальные выпасают на лестнице, — сказал Ул.

Рину атаковала поочередная ненависть к каждо­му, чей голос она слышала. Вспоминались все оби­ды с момента их знакомства. Списком всплывали, и так пугающе ясно, словно она всю жизнь только и делала, что их запоминала.

— А ты на мою шапку наступил, — сказала она Улу, вздрагивая от ненависти.

— Когда? — озадачился Ул.

Месяца два назад! В пегасне! Я уронила шапку и смотрю: ты на ней стоишь! Я говорю: убери ногу, а ты несешь какую-то пургу!

— Не надо! — взмолилась Яра. — Рина, успокой­ся! я же сказала: говорить о чем угодно, но ни к ко­му не обращаться!

— Я, Ярочка, и так спокойна! Даже не вспоминаю, что ты меня тачкой под колени толкнула, когда я Бинта шарахнула метлой! А его не метлой — его ло­мом надо! — мстительно сказала Рина.

Ощутив, что сама остановиться не сможет и не­нависть натурально зашкаливает, она вцепилась зубами в рукав и стала, раскачиваясь, дергать его из стороны в сторону, как Гавр, терзающий старый ватник Когда, успокоившись, Рина открыла глаза, то увидела, что Ул осторожно протягивает руку Яре, а она тянется к нему, но, увы... длины рук не хвата­ло! Их разделяло не меньше метра, а сложное пере­плетение пульсирующих нитей мешало сократить расстояние.

«Правильно! Если любишь другого больше себя, то что в его поведении может тебя расстроить? Са—можалению некуда просунуть свое свиное рыльце и заявить, что тебя обделили, недожал ели, недообни—мали, недоодарили! Хочу любить Сашку, как Яра лю­бит Ула!» — подумала Рина, и сразу в ней все утихло и присмирело.

— На «Добрынинской» кто-нибудь был? — спро­сила она. — Там в районе первого вагона в мрамор вплавился наутилус.

— Кто?

Моллюск с витой раковиной. Ему двести мил­лионов лет. И иглы от морских ежей там почти по­всюду. Мелкая россыпь, похожая на гвбздики! А на «Библиотеке имени Ленина» — аммониты, морские лилии. В желтом мраморе у перехода — брюхоно­гий моллюск из палеозоя.

— Тоже мне, д-двести миллионов! Эльбам боль­ше. Время у них давно с-схлопнулось! — проворчал Макс.

— А я вот недавно спор выиграла! — неожиданно сказала Наста. — Девушка там одна не знала, что в Москве есть чайки. Так я ее привела и носом в чаек ткнула. Прямо у Кремля чаек нашла.

Ничего больше Насте не вспомнилось, и заго­ворил Сашка. Недавно, отыскивая место где оста­вить для Рины очередное послание, он увидел на колонне «Китай-города», прямо в мраморе, два ли­ца — мужское и женское. Сросшиеся половинками, неуловимо перетекавшие одно в другое, лица выра­жали крайнюю муку. Он долго стоял и не знал, что это — игра природы? Случайный рисунок мрамора? Потом из тоннеля вытянулся поезд, и Сашка, раду­ясь, что можно больше об этом не думать, вскочил в вагон.

И вот теперь он рассказал о лицах на колонне.

— А, знаю, есть такие лица... — сказал Ул. — До­полнительный проход в одну из резиденций ведь—марей. Но у них там чертовщина какая-то начала твориться, много бойцов погибло, и они ее забро­сили!

— Как — погибло? — ошеломленно спросил Сашка.

Вопрос хороший. Да только вот не знаю, и все тут! Гай одну четверку послал — не вернулась. По­слал две хорошо подготовленные — вернулась одна боевая ведьма, да и та с ума сошла и мелет вздор...

Но все же, говорят, такого намолола, что Гай срочно 0т нее избавился, а проход через колонну перекрыл.

В окно влетел болт, врезался в одну стену, в дру­гую и, окончательно спутавшись и завертевшись, своим оперением оцарапал Яре лоб рядом с ви­ском.

— Мне не больно! — торопливо крикнула Яра, протягивая руку к Улу. Больше всего она боялась, что он сейчас вскочит. Царапина на ее лбу посте­пенно наполнялась кровью.

Ул рванулся к ней, но умоляюще протянутая ру­ка Яры остановила его. Раздувая ноздри, он долго смотрел на царапину, потом поднял отскочивший к его ногам болт, пальцем потрогал оперение и по полу подтолкнул его к Максу. Тот пристегнул болт к киверу с дополнительными зарядами, расположен­ному параллельно стволу.

— Странно, что мы так долго живы! Что-то у ведьмариков явно не то происходит... — сказал Ул хмуро. — Вопли какие-то доносятся, стреляют ред­ковато.

— А почему та, с трубкой, новый шар не при­шлет? — спросила Насга.

— Она и этот-то едва удерживает! Небось сейчас у нее мозг как на костре выгорает! Только она под псиосом и ей по барабаниусу! — жалости в голосе у Ула не было ни малейшей.

Внезапно стена, к которой они сидели спиной, дрогнула и по ней прошла длинная трещина. От следующего удара вылетел большой кусок штука­турки и, кувыркаясь, запрыгал по полу, задевая ни­ти. Нити лопались, источая зловоние. Запах болота усилился. Рину снова стали посещать прозрения вроде того, что Сашка ее не любит, Наста — класси­ческая гадина, Ул наступил на ее шапку и так далее.

— Из соседнего пы-подъезда! Пробивают х-ход! — прошептал Макс и осторожно стал воро­чать арбалетом, перенацеливая его на быстро об­разующийся пролом.

Ул тоже взял шнеппер и, положив его себе на ко­лено, ждал. Его левая свободная от шнеппера рука поглаживала отполированную ручку саперки. Пере­зарядиться он не успеет, это уж точно.

Стена крошилась легко, как печенье. Хрущев­ки — особое пространство. Снаружи они довольно прочны, но изнутри сотворены наспех, с осознани­ем глубинного единства человеческой природы и того, что людям по большому счету нечего скры­вать друг от друга. Кому интересно, как сосед Вася через три подъезда дергает в туалете шнурок, одно­временно ухитряясь ругаться с женой? У всех жены, у всех шнурки, у всех настроения — все мы заперты в своем человечестве.

Еще два-три сильных удара — и сквозь стену про­бился злой носик топора. Застрял и сердито заше­велился, кроша кирпич. В образовавшуюся брешь кто-то предупреждающе свистнул, а еще секунду спустя просунулось лицо в белом серебре бороды. Макс опустил арбалет.